профиля, что само по себе было ничто. Средств от работы, которую ей поручали, едва хватало, чтобы покрыть расходы на пропитание.
— Привет, Эмилия!
Эмилия вскинула голову и обернулась. Молодой человек, подавшись вперёд, стоял в дверном проеме.
— Привет, Пьята, — ответила она без энтузиазма.
— Корпишь над записями?
Эмилия пробормотала что-то утвердительное и снова сосредоточилась на экране в надежде, что Пьята поймёт намёк и оставит её в покое.
Но он не понял. Вошёл в комнату и присел на корточки возле стола, сложив на краю длинные тощие руки. У него было загорелое, заострённой формы лицо, щёки и кисти рук покрывала россыпь ярких веснушек. Выдающиеся кости запястий выглядывали из-под тяжёлых манжет профессионального одеяния. Головной убор, весь в золотистых кристаллах, прикрывал рыжие волосы.
— Слышал, ты возглавляешь группу, которая занимается новыми праведниками.
Эмилия вздохнула и откинулась на стуле.
— Похоже на то. — Она сложила руки на груди и повернула голову в его сторону. — Нужна работа?
— Разыгрываешь меня? — Глаза Пьяты широко распахнулись от удивления. Их радужная оболочка была странного цвета — оттенка потускневшего золота. Эмилия подумала, что она модифицирована, возможно, какое-то домашнее варево, сработавшее не совсем так, как надо. — Ты сорвала джекпот.
— Больше никаких джекпотов в Эразмусе нет, Пьята. Тебе это известно.
Ничто не могло согнать с лица его наглую усмешку.
— Есть. Если твой долг оказывается погашенным.
— Что?
— Ты свободна от долгов, тебе выпадает шанс. Можешь даже уехать.
Эмилия потёрла глаза. «У меня нет времени на пустую болтовню». Она сегодня практически ничего не ела и, хотя была привычна к этому, становилась раздражительной.
— О чём ты говоришь?
— Брам Раджандур.
— Что за Брам Раджандур?
— Брам Раджандур — это тот парень, который доставил на Госпиталь последнего праведника.
«А, теперь все ясно: ты просто насмехаешься надо мной».
— У нас здесь никогда не было ни одного праведника.
— Да ну?
Эмилия с трудом держала себя в руках.
— Послушай, или выражайся яснее, или уходи.
— Брам Раджандур. Поищи его. — Пьята поднялся с корточек и постучал по краю экрана. — Он публично освобождён от всех долгов и сейчас получает реальную зарплату.
Эмилия посмотрела на экран и на свой отчёт.
— Уходи, Пьята.
— Ладно. Ладно. — Он вскинул руки и попятился. — Ухожу.
Эмилия даже не взглянула ему вслед. Она прокрутила вниз файл со своей работой. Гора канцелярщины и регистрационных записей. Можно, пожалуй, и опоздать в кафетерий к часу, когда предоставляются скидки. Она вздохнула и вернулась к своим отчётам, затем взглянула на отрицательный итог и вздохнула снова, обеими руками откидывая назад волосы.
Может, просто пропустить обед? Она подумала об Амеранде, о том, как он посмотрел на неё последний раз, чуть заинтересованно и очень огорчённо. Он никогда не думал о том, отчего она была такой худой. «Просто предполагает, что я недостаточно тренирована физически». Ему никогда не приходило в голову, что она могла пропускать завтраки, обеды и ужины, чтобы сэкономить деньги.
«В конце концов, я работаю на Госпитале. Почему я должна голодать?»
И как будто этого наплыва чувств, связанных с Амерандом, было недостаточно — вдруг объявился Капа.
Она пила чай с Амерандом, когда Капа напомнил о себе. Ей потребовалась тогда вся сила воли, чтобы сразу же не выбежать из комнаты. Потребовались долгие часы, чтобы привести в порядок нервы и заставить себя встретиться с ним. Забавно, что Амеранд застал их вместе.
Конечно, Капа мог это подстроить. Он всегда проделывал подобные штучки.
Капа.
Он сильно раздался вширь, очень сильно. У него располнели руки. Мышцы на шее резко выделялись, а вокруг глаз уже начали появляться морщинки. Вместо одного из зубов он вставил нелепо и вульгарно выглядевший аметист. Он выглядел ужасно.
Он выглядел великолепно.
— Капа. — Она произнесла его имя тихо, втайне надеясь, что её голос утонет в несмолкающем шуме кишащего людьми порта. Но он обернулся, и его глаза просияли.
— Эмилия!
Он шагал навстречу, и, невзирая на тяжёлые и грубые ботинки, шаг его был широким, лёгким, быстрым.
— Я уже стал беспокоиться, получила ли ты моё послание.
Последний раз, когда она видела его, он был тощим юнцом. Тогда, погрузив пальцы в его густые волосы, она неистово поцеловала его. Теперь не могла пошевелиться.
— Что ты здесь делаешь?
Он улыбнулся ещё шире:
— А разве я не обещал?
Ах да, он обещал. «Я вытащу нас отсюда, Эмилия. — Вот его слова. — Скоро».
— Это было десять лет назад!
«Ты исчез на целых семь лет из этих десяти. Уехал и не взял меня с собой».
Но он всего лишь пожал плечами, как будто речь шла о пустяке.
— Всё заняло больше времени, чем я рассчитывал. Но сейчас-то я здесь. — Капа подошёл ближе и взял её за руки. Его прикосновение было тяжёлым, неспешным, ничего похожего с тем, что она помнила. — У меня есть лицензия, и я пилот. А ещё у меня есть вакантная должность доктора. — Он приблизил её руки к лицу, как если бы собирался их поцеловать.
— Я не могу уехать с тобой! — Она вспомнила, как вырвалась, как испытала облегчение и одновременно ужасную боль.
Он уставился на неё:
— Почему же нет?
— У меня контракт с Госпиталем до тех пор, пока не будет погашен мой долг. Я не могу и шагу ступить, пока они сами мне не велят!
«Ты слишком опоздал».
— Один Бог всем располагает, Эмилия.
— И у меня по-прежнему есть семья, — выпалила она. — Моя мать, братья и сестра снова на Дэзл. Если я отлучусь самовольно, что будет с ними?
Он выставил вперёд руки, как делал всегда, когда они начинали спорить.
— А кто говорил о самоволке? Ты что, действительно думаешь, я бы вернулся, если бы не мог увезти тебя отсюда легально, не запятнав твою репутацию?
— Это не называется легально. Легально — когда получаешь разрешение на отъезд из соответствующих инстанций. А это… теневая сторона. То, о чём говоришь ты.
— Прости, я не выполнил все надлежащие формальности, Эмилия. — Он улыбнулся, отчасти обнажив при этом свой нелепый пурпурный зуб. — Но я здесь и, как бы то ни было, спрашиваю тебя. Ты говоришь — да, и тогда всё остальное — только формальности.
— За исключением того, что тебе придётся выкупить меня, Капа.