врагов. Мысленно вступив в мандалу, йогин тем самым приближается к своему 'центру', и это духовное упражнение может быть понято в двух смыслах: 1) чтобы достичь центра, йогин искусно воспроизводит космический процесс, ибо мандала – это образ мира; 2) но поскольку он практикует медитацию, а не ритуал, йогин, отталкиваясь от этой иконографической 'опоры', может найти мандалу в своем же теле. Не следует терять из виду то обстоятельство, что тантрическая вселенная состоит из бесконечных аналогий, гомологий, симметрий; исходя из любого уровня, можно установить мистическую связь с другими уровнями, с тем чтобы в конце концов свести их к единству и овладеть ими.

Прежде чем изучать процесс введения мандалы в тело йогина, обсудим вкратце схожие представления, бытующие за пределами индо-тибетского ареала. Самые разные культуры обладали тем или иным набором фигур в виде кругов, треугольников и лабиринтов, фигур, связанных с религиозным поклонением. Это достаточно очевидно в случае с магическими кругами и лабиринтами для инициации. Также имеют характер мандалы и ритуальные рисунки, сделанные некоторыми племенами Северной и Южной Америки; эти рисунки в схематической форме изображают различные фазы сотворения мира. Нет необходимости исследовать их здесь. Заметим только, что такие мандалы обычно сооружаются в целях излечения от какой-нибудь болезни. Это приводит нас к еще одному классу мандал, а именно к тем, которые обнаружены К.-Г. Юнгом в рисунках, выполненных некоторыми из его пациентов. Согласно творцу гипотезы коллективного бессознательного, эти мандалы репрезентируют глубинные структуры души и, следовательно, играют роль в том бессознательном процессе, который был назван Юнгом процессом индивидуации. Юнг выдвинул свою гипотезу после наблюдения за следующим фактом: в сновидениях и фантазиях пациентов мандалы появлялись тогда, когда процесс индивидуации был близок к успешному завершению. Значит, естественно возникший образ мандалы соответствовал духовной свободе, в том смысле, что какая-то часть коллективного бессознательного – той огромной области психики, которая угрожала целостности личности, – была усвоена и интегрирована сознанием. Спонтанное переоткрытие мандал бессознательным поднимает важную проблему.

Возникает вопрос, не пытается ли в этом случае 'бессознательное' имитировать процессы, с помощью которых 'сознание' (или, при других обстоятельствах, 'транссознание' *** ) стремится прийти к своему совершенству и достичь свободы. Ибо это бессознательное обнаружение инициатической схемы не является чем-то уникальным; известно, что все великие мистические символы спонтанно открывались в сновидениях, галлюцинациях и даже в патологических экстазах. Переживания и символы восхождения, 'движения к центру', нисхождения в ад, смерти и воскресения, инициатических ордалий и даже сложнейшая символика алхимии были испытаны в том или ином из вышеназванных состояний. В какой-то степени мы можем говорить о 'подражательной имитации', используя этот термин в строгом смысле как внешней имитации поведения и жестов, без целостного понимания того, каков смысл подразумеваемых содержаний. Йогин может открыть мандалу в своем теле, и тогда литургия интериоризуется, т.е. трансформируется в серию медитаций на различных 'центрах' и тонкоматериальных органах.

В тантризме человеческое тело приобретает такую важность, которая не была дотоле известна в Индии. Конечно, ценность здоровья и силы, стремление к сопоставлению внутренне освященных телесных органов с мирозданием характерны уже для ведических, если не доведических времен. Но тантризм еще глубже развивает идею о том, что совершенство может быть реализовано только в 'божественном теле'. Пессимизм и аскетизм упанишад и периода после упанишад здесь окончательно преодолеваются. Тело больше не источник страдания, но наиболее надежный и эффективный инструмент, находящийся в распоряжении человека и служащий ему для 'покорения смерти'. И поскольку освобождение может быть достигнуто даже в этой жизни, тело необходимо сохранять как можно дольше, причем в отличном состоянии, чтобы оно было пригодно для медитации. Как мы скоро увидим, индийская алхимия преследует такие же цели.

В Хеваджра-тантре Будда (Бхагаван) провозглашает, что без абсолютно здорового тела нельзя достичь блаженства. Этот мотив настойчиво повторяется в тантрической и сахаджийской литературе. Сараха выражает это в присущем ему образном стиле: 'Здесь (в этом теле) – Ганг и Джамна... здесь Праяга и Бенарес, здесь солнце и луна. Здесь священные места, здесь питхи и упапитхи – я не встретил ни одного места паломничества или обители блаженства, сравнимых с моим телом'. Сам Будда сокрыт в теле, – добавляет Сараха. Можно выделить по меньшей мере две ориентации – отличающиеся друг от друга, но сходящиеся в одной точке – в этой высокой оценке человеческого тела и его возможностей: 1) ориентация на полное переживание жизни, что является неотъемлемой частью садханы, и такова общая позиция всех тантрических школ; 2) желание овладеть телом, для того чтобы превратить его в тело божественное, и такова специфическая позиция хатха-йоги. Подобное овладение должно происходить постепенно, на основании точного знания об органах и их функциях. Ибо 'как могут йогины, не знающие своего тела как дом с одним столбом и девятью дверями, (контролируемый) пятью божествами-хранителями, достичь совершенства в йоге?' Совершенство остается постоянной целью, но, как мы скоро увидим, это не атлетическое, не гигиеническое совершенство. Хатха-йогу нельзя смешивать с гимнастикой. Ее возникновение связано с именем Горакхнатха, который основал общину йогинов-канпхатов. Предполагается, что он жил в XII в., возможно, даже раньше. Все, что мы знаем о Горакхнатхе, искажено мифологизацией его школы, а также богатым магическим фольклором; но есть и относительно надежные факты, из которых можно осторожно сделать вывод о том, что он был близко связан с 'алмазной колесницей'. Так или иначе, трактаты хатха-йоги упоминают сексуальные практики, которые использовались в буддийском тантризме.

Горакхнатху приписывается авторство небольшого трактата, Хатха-йоги, а также Горакша Шатаки, которая, в отличие от предыдущего текста, дошла до нас. Комментарий к этой последней, Горакша Паддхати, объясняет слово 'хатха' (букв. 'разрушение', 'деструктивное усилие') путем разложения его на слоги: ха – солнце, тха – луна; соединение луны и солнца образует йогу. (Согласно другим текстам, ха-тха = сурья-чандрау = пранапанау.) Позже мы увидим, что эта интерпретация совершенно согласуется с тантрическим учением. Канпхаты назвали 'хатха-йогой' свою дисциплину, однако этот термин вскоре стал общим названием для всех традиционных формул и практик, делающих возможным достижение совершенного контроля над телом. В любом случае, трактаты хатха-йоги происходят тем или иным способом от литературы, составленной йогинами Горакхнатха либо приписываемой им. Мы обладаем значительным количеством текстов, но, помимо 'Горакша-шатаки', лишь три из них представляют интерес для нашего исследования: 1) Хатха-йога прадипика (автор – Свами Сватмарама, живший, вероятно, в XV в.; он использует и повторяет ряд стихов из 'Торакша Шатаки'); 2) Гхеранда самхита (автор некий Гхеранда, вайшнав (вишнуит) из Бенгалии, частично воспроизводит 'Хатха-йога прадипику'; 3) Шива самхита (она вдвое длиннее – 517 стихов, чем оба предыдущих текста, и намного глубже разработана в философском отношении; это тантрическая йога, сильно окрашенная ведантой. Старейшей из всех этих трех произведений, скорей всего, является 'Хатха-йога прадипика', которая, в свою очередь, согласно традиции, основана на утерянной 'Хатха-йоге'.

Легко обнаружить в этих сочинениях буддийские влияния. 'Хатха-йога прадипика' использует лексикон мадхьямиков (например, термин 'шуньята'); первый же стих 'Шивы-самхиты' звучит почти по-буддийски: 'Знание вечно, оно не имеет ни начала, ни конца, и на самом деле ничего другого и не существует'. Веданта здесь встречается наряду с йогой, однако все же философские рассуждения занимают очень незначительное место в этих небольших трактатах, которые почти целиком посвящены практическим вопросам. (Нижеследующие образцы взяты как примеры лежащей в основе хатха-йоги 'идеологии'.