правил логики. Его болтовня нарушает стройный ход моих мыслей. Пусть им займется Шахдинг.

Осторожно поднявшись со стула, Шахдинг начал расспрашивать о разных видах оружия, которым располагают земляне, и способах обращения с ним. В своем допросе он твердо держался одной линии, чтобы у землянина не возникло соблазна увести его в сторону от основной темы. Задавая вопросы, он проявил хитрость и проницательность. Гилдер отвечал свободно, без запинки и выложил все, что мог.

— Выходит, — сказал Шахдинг, подводя итог допросу, — вы отдаете предпочтение силовым полям, неким лучам, парализующим центральную нервную систему, бактериологической войне, демонстрации военной мощи и бесконечным переговорам с целью убедить противника принять ваши условия. Поскольку вы в столь значительной степени пренебрегаете баллистикой, эта наука у вас наверняка отстает в развитии.

— Да она и не могла бы развиться, — сказал Гилдер. — Поэтому мы перестали ею заниматься. По то же причине мы в свое время прекратили возню с лука ми и стрелами. Ни один разовый удар не может превзойти непрерывное и длительное воздействие. — И словно с некоторым запозданием ему в голову пришла одна мысль, добавил: — Во всяком случае, можно доказать, что никакая пуля не попадет в бегущего.

— Чушь! — воскликнул Шахдинг, который сам не когда дважды сумел увернуться от пуль.

— Когда пуля достигнет точки, в которой находился бегущий в момент выстрела, тот уже будет далеко впереди, — сказал Гилдер. — В этом случае пуле нужно преодолеть это дополнительное расстояние, но окажется, что там его нет — он уже убежал дальше. Она покрывает и это расстояние — и вновь его не находит. Так оно и продолжается.

— Но ведь пуля постепенно теряет пробивную силу и перестает отвечать своему назначению, — ехидно заметил Шахдинг.

— На любое расстояние, которое преодолевает пуля, уходит определенный, пусть очень малый, отрезок времени, — разъяснил Гилдер. — И даже если делить частицу времени на все уменьшающиеся доли, все равно в результате получится не ноль, а бесконечный ряд небольших отрезков времени, составляющий в сумме бесконечный временной период. Подсчитайте-ка сами, и вы поймете, что пуля не попадет в бегущего, потому что не сможет его настигнуть.

Судя по реакции присутствующих, им до сих пор никогда не приходилось выслушивать такие доводы или самим додуматься до чего-либо подобного. Однако ни один из них не был настолько глуп, чтобы принять это утверждение за непреложный факт. Все были достаточно сообразительны и распознали в нем логическое или псевдологическое отрицание само собой разумеющегося и легко доказуемого явления.

Они сразу же стали искать слабое место в этом чуждом для них рассуждении пришельца и, обсуждая между собой этот вопрос, так расшумелись, что Шахдинг был вынужден молча ждать, пока они утихнут. Сидевшие в первом ряду амфитеатра вскочили со своих мест, опустились на колени и принялись чертить на полу диаграммы, все больше распаляясь и надрывая голоса до хрипа. Нескольких вардов в последнем, верхнем ряду амфитеатра, казалось, вот-вот хватит удар.

Наконец пожилой вард, Шахдинг и еще двое одновременно проревели:

— Молчать!!!

Члены следственной комиссии неохотно рассеялись по своим местам, продолжая что-то бормотать себе под нос, жестикулировать и показывать друг другу листки бумаги с набросками схем. Шахдинг гневно взглянул на Гилдера и открыл было рот, чтобы продолжать допрос.

Опередив его, Гилдер небрежно произнес:

— Это кажется глупостью, не так ли? Но ведь может произойти все, что угодно, абсолютно все. К примеру, особь мужского пола может жениться на сестре своей вдовы?

— Я здесь не для того, чтобы своими хитросплетениями меня дурачил пришелец с чуждым для нас образом мышления! — выкрикнул Шахдинг. Он решительно опустился на свой стул и чуть погодя, немного успокоившись, сказал сидевшему рядом с ним варду: — Ладно, Кадина, теперь, будьте любезны, займитесь им вы.

С выражением полной уверенности в себе Кадина встал и окинул властным взглядом окружающих. Ростом он был выше других вардов, одет в мундир с темно-красного цвета отделкой на рукавах. Впервые за последние полчаса все умолкли.

Удовлетворенный впечатлением, которое он произвел, Кадина повернулся к Гилдеру и заговорил; голос у него был ниже тоном и не такой скрипучий, как у тех, кто беседовал с Гилдером до него.

— Кроме кое-каких маловажных проблем, которых вы, забавы ради, коснулись и тем самым поставили в тупик моих соотечественников, — вкрадчиво начал он, — вы, не увиливая и не колеблясь, ответили на наши вопросы. Вы снабдили нас обильной информацией, весьма полезной с точки зрения военных специалистов.

— Я рад, что вы оценили это, — сказал Гилдер.

— О да, это мы ценим. И даже очень. — В улыбке Кадины было что-то зловещее. — Однако есть один вопрос, в который не мешало бы внести ясность.

— Какой же?

— Если б все было наоборот, если б какой-нибудь разведчик-вард подвергся перекрестному допросу перед собранием ваших соплеменников и так же охотно, как вы, сообщил разного рода сведения… — Кадина не закончил фразу, взгляд его стал жестким, и он прорычал: — В этом случае мы б сочли, что он предал свой народ, и приговорили бы его к смертной казни.

— Как же мне повезло, что я не вард, — сказал Гилдер.

— Рано радуетесь, — отрезал Кадина. — Смертный приговор ничего не значит только для тех, кому он уже вынесен.

— Куда вы клоните?

— Я вот думаю, а не совершили ли вы там, у себя, тягчайшее преступление и потому ищете у нас убежища? Впрочем, возможно, что вы сбежали по какой-нибудь другой причине, но, как бы там ни было, вы без малейшего колебания предали своих соплеменников. — На его лице появилась все та же зловещая улыбка. — И все-таки приятно было бы узнать, почему вы ответили на все наши вопросы.

— Все очень просто, — сказал Гилдер, в свою очередь, улыбнувшись, но так, что Кадине эта улыбка не очень-то понравилась. — Дело в том, что я неисправимый лжец.

И, сказав это, он встал и смело пошел к выходу. Охранники проводили его в камеру.

Он провел в ней три дня, съедая регулярно приносимую ему пищу с раздражающим аборигенов удовольствием, развлекая себя, записывая какие-то цифры в маленький блокнот, и, казалось, так же наслаждался жизнью, как легендарный разведчик космоса по имени Ларри. На исходе третьего дня ему нанес визит какой-то незнакомый вард.

— Меня зовут Булак. Быть может, вы помните меня. В том зале, где вы отвечали на вопросы комиссии, я сидел в конце второго ряда.

— Там присутствовало четыреста ваших соплеменников, — сказал Гилдер. — Я не могу помнить каждого. — Он подвинул варду стул. — Впрочем, это не имеет значения. Присаживайтесь и поднимите для удобства ноги, если внутри этих ваших странных ботинок вообще есть ноги. Чем могу быть вам полезен?

— Сам не знаю.

— Но ведь что-то побудило вас прийти ко мне, не так ли?

Булак был сама печаль.

— Я бегу от тумана.

— Какого тумана?

— Того, который вы здесь напустили. — Он поскреб волосатое ухо, внимательно осмотрел пальцы и уставился на стену. — Главной целью комиссии было определить уровень вашего интеллекта. От этого и только от этого зависит наше отношение к контакту с другими завоевателями космоса.

— Я сделал все, чтобы помочь вам, разве нет?

— Помочь? — эхом отозвался Булак, как бы повторяя какое-то новое и непонятное для него слово. — Помочь? И вы называете это помощью? На самом-то деле допрос должен был выявить, шагнула ли ваша логика вперед по сравнению с нашей и можно ли вывести из ваших посылок более совершенные умозаключения.