и накинулся на них:

— Вы что, голову потеряли?! Разве можно так подставлять бойцов под пулеметы?! — Гани был страшно зол и наговорил много горячих и резких слов. Те потерянно молчали — отвечать было нечего. Потом, несколько успокоившись, Гани сказал негромко охрипшим голосом:

— Дела наши плохи… Если мы не сумеем взять крепости, то скоро подойдет сюда отряд, посланный на помощь черикам из Кульджи. Тогда мы окажемся в окружении.

— Позвольте мне пойти вперед, — сказал Хамит. — Я взорву главные ворота крепости.

— Не торопись на смерть, Хамит, — Гани посмотрел на юного красивого джигита. — Ты еще молод. У тебя все впереди.

— В бою не надо смотреть на возраст. Разреши мне, Гани-ака, сделать это? — умоляюще попросил Хамит Муслимов.

— Я же сказал: у тебя все впереди. Успеешь еще совершить подвиг. Прежде нам нужно заняться другим и подавить пулеметы на крыше клуба. В них главная опасность.

— Но как?

— Мы подожжем клуб…

Несколько часов прошло в малоэффективной перестрелке. А когда стемнело, Гани с двумя джигитами, тащившими тяжелые бидоны с керосином, подполз к стене клуба. Гани с трудом вскарабкался по ней и заглянул во двор. Но в кромешной тьме трудно было что-нибудь разобрать уже в нескольких шагах.

— Где черный ход? — спросил Гани, соскользнув назад на землю, у одного из джигитов, жителя Нилки.

— Вот там, налево…

Гани достал из-за голенища кинжал и всадил его в глинобитую стену. Очень быстро он сделал в стене сквозное отверстие и продолжал его расширять. Потом сказал тому джигиту, что был поменьше ростом:

— Полезешь во двор и посмотришь, что там.

Молодой парнишка быстро пролез сквозь дыру. Гани стоял у нее с маузером в руках. Джигит быстро вернулся назад и сказал, задыхаясь (видно, здорово перетрусил):

— Н-н-никого нет…

Гани и второй джигит тоже пролезли во двор. Втроем они пошли к черному ходу в клуб. На двери висел замок. Но что это было для Гани, рвавшего цепи кандалов! Крутанув раза три, он сорвал замок и прошел со своими помощниками внутрь помещения.

— Ну что, братишки, вы, наверно, хорошо знаете расположение помещений в клубе, показывайте, где тут что.

Оба парня, действительно, хорошо знали клуб. Не блуждая по коридорам, они вывели Гани к сцене. Перешли через сцену, прошли мимо гримерных и вышли в фойе. Отсюда они увидели свет в одной из комнат. Гани знаком остановил джигитов. Сам подошел на цыпочках к двери, прислушался, осторожно приоткрыл ее. Она тоненько заскрипела.

— Кто там? — раздался голос из комнаты.

— Это я, — тоже по-китайски ответил Гани и, резко распахнув двери, ворвался внутрь, подняв маузер:

— Не шевелиться!

Эта небольшая комната служила осажденным временной кухней. Здесь хранились еда и питье, и два черика разносили припасы по постам. Не пытаясь сопротивляться, они в ужасе забились под койку, стоявшую у стены.

— Заберите их винтовки! — приказал Гани, а сам вытащил за торчавшую из-под кровати ногу одного из чериков. Он расспросил его, как пройти на крышу, сколько там человек. Тот, немного придя в себя, сообщил, что на крыше установлено два пулемета и находится там примерно около взвода.

Второго черика связали, плотно заткнув ему рот тряпкой, первому дали в руки лампу и приказали вести в зрительный зал. Там джигиты Гани при свете этой лампы разлили керосин по стульям и полу, плеснули на занавес, на стены. Затем Гани, выслав джигитов и черика из зала, поджег тряпку, бросил на кресла и кинулся вон.

Когда они выбрались из клуба, огонь уже охватил все здание. Длинные языки пламени поднимались над крышей. Слышались дикие крики чериков, задыхавшихся от дыма и от страха потерявших голову. Они метались по крыше, иные прыгали с высоты во двор. Их черные силуэты на фоне пламени представляли отличные мишени для повстанцев. Пули же, сыпавшиеся градом из крепости, летели наугад, в пустую тьму, и никто из партизан не пострадал.

Поджог клуба воодушевил осаждающих. Гани приказал готовиться к атаке. Он видел бодрое возбуждение своих бойцов и всем своим видом поддерживал их настроение. Это нелегко давалось ему. Как назло, он снова почувствовал страшную боль в левой ноге. Он просто не мог ступить на нее — видимо, болезнь вернулась оттого, что он застудил ноги в холодной воде реки. Но показать бойцам свою слабость Гани не имел права. Собрав их, он сказал:

— Ну вот, а теперь и настала пора взорвать ворота крепости. Без этого нам ходу вперед нет.

— Гани-ака! — обратился к нему Хамит. — Разреши мне. Не разрешишь — все равно пойду.

Гани не знал, что ответить настойчивому джигиту. Ведь он же еще совсем мальчишка, опыта у него нет, значит, пойдет почти на верную смерть. Но что делать?! Если бы не нога, он сам пошел бы. Но теперь об этом думать нечего.

— Хамит, ты ведь, наверное, никогда в жизни гранаты не бросал?

— Нет, я умею, — твердо ответил парень.

Другого выхода не было, и Гани решился:

— Что ж, пусть будет по-твоему…

— Спасибо, Гани-ака! Я оправдаю ваше доверие! — В голосе Хамита звучала радость.

— Ты смотри, не лезь очертя голову, не торопись. Бросай гранаты только наверняка! А мы будем отвлекать внимание врага!

Хамит взял две связки гранат и сказал — спокойно и твердо:

— Не вернусь, пока не подниму на воздух эти проклятые ворота.

Хамит полез. Он добрался до середины пространства, отделявшего осаждавших от крепости, потом вдруг вскочил и ринулся вперед огромными прыжками. Через несколько прыжков он рухнул на землю.

— Что он делает, глупец! — Гани взмахнул руками. Он не сомневался, что джигит упал, сраженный пулей, и проклинал себя, что разрешил ему идти туда… Но Хамит, немного полежав неподвижно, быстро снова пополз по направлению к воротам. Гани, переведя дух, поблагодарил аллаха. Пули свистели вокруг Хамита, то и дело поднимая совсем рядом с ним фонтанчики пыли, но он полз, как заговоренный. Товарищи следили за ним, боясь вздохнуть.

Хамит приблизился к воротам крепости. Теперь пулемет, бивший из ворот, был ему не страшен — боец находился в мертвой зоне.

Гани, как и все затаивший дыхание, не отрывая взгляда от Хамита, бросил назад, чтобы слышали все:

— Как только раздастся взрыв — вперед, в атаку!

Хамит резко вскочил, крикнул: «За свободу!» — и метнул обе связки одну за другой. Взрывы слились в один. Хамит, подброшенный взрывной волной, упал на землю.

Повстанцы с криком «Ура!» бросились на штурм с четырех сторон. Гани подбежал к бездыханному Хамиту, поднял его тело на руки.

Атака повстанцев сломила защитников крепости. Над зданием поднялся белый флаг. Из окна высунулся глава Нилкинского района Нусупкан-чуйжан и громко крикнул:

— Не стреляйте! Мы сдаемся!

— Я требую сдать оружие! — сурово отозвался Гани.

Из окон на землю полетели винтовки и револьверы.

Наступал рассвет.