— Терри сложно запомнить время приёма, успеть на автобус, только и всего, — объяснила Кей. — А до «Беллчепела» ей два шага.

— Ах вот оно что, — сказала Парминдер, сгорая от стыда. — Да. Извините. Да, возможно, вы правы.

(Она-то подумала, что Кей намекает на жалобы родственников покойной Кэтрин Уидон и подразумевает, что Терри Уидон не будет ей доверять.

«Сосредоточься на том, что они говорят. Возьми себя в руки».)

— Итак, что мы имеем, — сказала начальница отдела, просматривая свои записи. — Пренебрежение родительскими обязанностями и отдельные проявления должного ухода за ребёнком. — Она вздохнула, но скорее с досадой, нежели с грустью. — Кризис миновал… мать в настоящее время отказалась от наркотиков… Робби вновь посещает детский сад, где находится у нас под постоянным наблюдением… непосредственной угрозы его безопасности сейчас нет. Кей права: ребёнок должен остаться на учёте в органах опеки как состоящий в группе риска… С моей точки зрения, нам необходимо встретиться ещё через месяц…

Но совещание закончилось только через сорок минут. Кей проводила Парминдер до стоянки.

— Спасибо, что вы приехали лично; как правило, врачи только присылают выписку.

— У меня было свободное утро, — сказала Парминдер.

Этим она объясняла своё присутствие, ведь сидеть дома в одиночестве и маяться от безделья было бы невыносимо, но Кей решила, что Парминдер напрашивается на похвалу, и доставила ей такое удовольствие.

Проводив Парминдер до машины, Кей сказала:

— Вы ведь член местного самоуправления? Вам Колин передал данные по «Беллчепелу», которые я ему прислала?

— Передал, — сказала Парминдер. — Их необходимо обсудить. Это включено в повестку следующего заседания совета.

Но когда Кей оставила ей свой номер телефона и ушла, ещё раз поблагодарив, Парминдер опять вспомнила Барри, Призрака и Моллисонов. Она ехала мимо Филдса, когда её ослабленную оборону в конце концов прорвала незатейливая мысль, которую она раньше пыталась заглушить и похоронить.

«Наверное, я всё-таки его любила».

Эндрю промучился не один час, обдумывая, что надеть по случаю своего первого рабочего дня в «Медном чайнике». Одежда, на которой он остановил свой выбор, висела на спинке стула у него в комнате. На левой щеке вскочил глянцево-алый твёрдый прыщ, и Эндрю отважился поэкспериментировать с тональным кремом, который тайком вытащил из туалетного столика Рут.

В пятницу вечером, накрывая на стол в кухне, он воображал, как увидит Гайю и проведёт целых семь часов в непосредственной близости от неё, буквально на расстоянии вытянутой руки, — и тут вернулся с работы отец, причём в таком состоянии, в каком Эндрю его никогда раньше не видел. Саймон казался притихшим, даже разбитым.

— Где мать?

Рут с оживлённым видом появилась из чулана:

— Привет, Сай, мой зай! Как де… что случилось?

— Меня сократили.

От ужаса Рут на мгновенье прикрыла лицо руками, а потом бросилась к мужу, обняла его за шею и прижала к себе.

— Из-за чего? — прошептала она.

— Из-за того сообщения, — ответил Саймон. — На сайте этом долбаном. Джима с Томми тоже попёрли. Либо соглашайтесь, говорят, на сокращение, либо вышвырнем вас, к чёртовой матери. Дело дрянь. Хуже того, что с этим, с Брайаном Грантом было.

Эндрю застыл в оцепенении, как памятник собственной подлости.

— Вот зараза, — сказал Саймон, уткнувшись в плечо Рут.

— Найдёшь другое место, — прошептала она.

— В этом городе — никогда, — ответил Саймон.

Прямо в плаще он опустился на кухонный стул и уставился в пространство, будто онемев от потрясения. Рут любовно склонилась над ним, заливаясь слезами отчаяния. К своему облегчению, Эндрю отметил в остекленевшем взгляде Саймона тень его обычного позёрства. От этого чувство вины слегка притупилось. Эндрю продолжил молча накрывать на стол.

Ужин прошёл в обстановке подавленности. Пол, которому сообщили семейную новость, сидел с перепуганным видом, будто отец мог объявить, что во всём виноват именно он. Вначале Саймон вёл себя как христианский мученик, истерзанный гонителями, но не сломленный, а потом:

— Найму кого-нибудь, чтоб этому гаду зенки из жирной морды через затылок вышибли! — воскликнул он, набивая рот десертом из песочного теста с яблоками, и члены семьи поняли, что речь идёт о расправе над Говардом Моллисоном.

— Знаешь, на сайте совета появилось ещё одно сообщение, — сказала Рут и на мгновение затаила дыхание. — Сай, ты не единственный, кого это коснулось. Шир… кто-то на работе обмолвился. Тот же человек… Призрак Барри Фейрбразера… написал какие-то гадости про доктора Джаванду. На этот раз Говард и Ширли сподобились пригласить компьютерщика, и тот определил, что все эти сообщения используют логин Барри Фейрбразера, поэтому Моллисоны от греха подальше удалили его личную информацию… из базы данных или откуда там…

— И что, по такому случаю меня на этой грёбаной работе восстановят?!

Несколько минут Рут молчала.

Эндрю занервничал. Ему не нравилось, что кто-то последовал его примеру и что Призрак Барри Фейрбразера теперь под колпаком.

Кто ещё, кроме Пупса, мог додуматься использовать логин Барри Фейрбразера? Но зачем Пупсу писать гадости про доктора Джаванду? Или это просто очередной способ достать Сухвиндер? Эндрю не на шутку встревожился…

— Чего сидишь как истукан? — окрысился Саймон на другом конце стола.

— Ничего, — пробормотал Эндрю, но тут же одумался. — Это, конечно, шок… в смысле, твоя работа…

— О, так ты в шоке, вот как? — взревел Саймон, и Пол от неожиданности уронил ложку, перепачкавшись мороженым. — А ну, вытри, девчонка, слюнтяй! — Он снова переключился на Эндрю. — Это жизнь, Пицца-Тупица! Каждый козёл норовит тебя опустить! Так что ты, — он через стол ткнул пальцем в старшего сына, — ты мне нароешь какой-нибудь грязи на Моллисона или домой завтра не возвращайся!

— Сай…

Саймон резко отодвинул стул, отшвырнул свою ложку, которая с лязгом поскакала по полу, и вышел из кухни, захлопнув за собой дверь. Эндрю ждал неизбежного и не был разочарован.

— Для него это страшный удар, — зашептала сыновьям потрясённая Рут. — Сколько лет отдано этой типографии… Он беспокоится, что не сможет нас прокормить…

Когда в шесть тридцать утра зазвонил будильник, Эндрю почти сразу нажал на кнопку и буквально выпрыгнул из постели. Счастливый, как на Рождество, он умылся и быстро оделся, а потом сорок минут занимался собой: причёсывался и тщательно замазывал тональным кремом наиболее заметные прыщи.

Он подозревал, что у родительской спальни его будет караулить Саймон, но в коридоре никого не встретил и, наспех проглотив завтрак, вывел из гаража отцовский гоночный велосипед, чтобы рвануть в Пэгфорд.