добиться усыновления младенца, почему так?
— Вот именно, младенца, — Кей закатила глаза, — всем подавай младенца. А Робби почти четыре года. Он не приучен к горшку, отстаёт в развитии от своих ровесников и почти наверняка видел половую распущенность. Ваши друзья согласятся принять его в семью?
— О том и речь: если бы его забрали от такой матери при рождении…
— Когда у неё родился сын, она отказалась от наркотиков и встала на путь исправления, — продолжала Кей. — Она его любила и боялась потерять, она обеспечивала ему должный уход. С помощью родных она поставила на ноги Кристал…
— Кристал! — взвизгнула Саманта. — Боже, неужели мы говорим о семье Уидон?!
Кей с ужасом осознала, что выболтала конкретные имена: в Лондоне это не играло никакой роли, но здесь, в Пэгфорде, похоже, все и вправду друг друга знали.
— Я не имела права…
Но Майлз и Саманта уже хохотали, а Мэри напряглась. Кей, не осилившая горячее и не притронувшаяся к десерту, поняла, что выпила лишнего; от волнения она постоянно прикладывалась к бокалу и теперь совершила непростительную ошибку. Но слово уже вылетело, и злиться можно было только на себя.
— Кристал Уидон — не лучшее доказательство родительского таланта её мамаши, — отметил Майлз.
— Кристал изо всех сил старается не допустить распада семьи, — сказала Кей. — Она очень привязана к брату и присматривает за ним, чтобы только его не забрали…
— Я бы не доверил Кристал присматривать, как варится яйцо вкрутую, — сказал Майлз, и Саманта опять расхохоталась. — Очень похвально, что она так привязана к братику, но он не игрушка, чтобы…
— Да, это понятно, — перебила Кей, вспоминая заскорузлые, дурно пахнущие ягодицы Робби, — но тем не менее дома его любят.
— Кристал измывалась над нашей дочерью Лекси, — проговорила Саманта, — так что мы знаем её с несколько иной стороны.
— Послушайте, всем известно, что Кристал в этой жизни пришлось несладко, — подключился Майлз, — никто этого не отрицает. Но у меня есть серьёзные претензии к матери-наркоманке.
— К слову, в настоящее время она успешно проходит курс реабилитации в «Беллчепеле».
— Но с учётом её прошлого, — сказал Майлз, — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предвидеть неизбежный срыв, вы согласны?
— Если так огульно рассуждать, то вас — с учётом
Майлз на мгновение оторопел, но Саманта холодно изрекла:
— По-моему, это далеко не одно и то же.
— Разве? — переспросила Кей. — Но принцип тот же самый.
— Лично я считаю, что из принципов подчас и вырастает проблема, — сказал Майлз. — Зачастую достаточно лишь толики здравого смысла.
— Так люди обычно именуют свои предрассудки, — парировала Кей.
— Согласно Ницше, — прозвенел чистый голосок, от которого все вздрогнули, — философия — это образ жизни философа.
На пороге стояла миниатюрная копия Саманты: пышногрудая девушка лет шестнадцати в узких джинсах и футболке; она держала в руке виноградную гроздь и явно была довольна собой.
— Разрешите представить: Лекси, — с гордостью объявил Майлз. — Умница моя, спасибо за подсказку.
— Да пожалуйста, — дерзко бросила Лекси и побежала наверх.
За столом наступило тягостное молчание. По какой-то причине Саманта, Майлз и Кей дружно уставились на Мэри; та чуть не плакала.
— Кофе, — вспомнила Саманта и вскочила.
Мэри скрылась в ванной.
— Давайте перейдём в гостиную, — предложил Майлз, чувствуя, что атмосфера слегка накалилась, но не теряя надежды всех примирить с помощью пары шуток и своего обычного добродушия. — Не забудьте бокалы.
Доводы Кей пролетели мимо его внутренних убеждений, как дуновение ветерка — мимо булыжников; впрочем, он её не осуждал, а скорее жалел. В этой компании он оставался самым трезвым, но, дойдя до гостиной, почувствовал, что у него сейчас лопнет мочевой пузырь.
— Поставь-ка нам какой-нибудь музон, Гэв, а я сейчас принесу шоколадные конфеты.
Но Гэвин даже не сдвинулся с места. Он, похоже, ждал, что сейчас начнутся упрёки. И в самом деле: стоило Майлзу оставить их наедине, как Кей процедила:
— Ну спасибо тебе, Гэв. Спасибо за твою поддержку.
За столом Гэвин пил ещё более жадно, чем Кей: втайне от всех он радовался, что не стал жертвой гладиаторских замашек Саманты. Теперь он посмотрел Кей прямо в глаза, расхрабрившись не столько от вина, сколько от уважительного, заинтересованного и внимательного отношения, какое добрый час проявляла к нему Мэри.
— Ты, по-моему, и сама неплохо справилась, — сказал он.
И правда, те обрывки фраз, которые он уловил из спора Кей с Майлзом, создали у него стойкое ощущение дежавю; если бы не Мэри, он бы вообразил, что перенёсся в прошлое, в тот пресловутый вечер, когда в такой же обстановке Лиза объявила Майлзу, что он воплощает собой всё общественное зло, и Майлз расхохотался ей в лицо, а Лиза вышла из себя и отказалась дожидаться кофе. Вскоре после того случая Лиза призналась, что спит с ассоциированным партнёром своей фирмы, и посоветовала Гэвину провериться на хламидии.
— Я здесь никого не знаю, — продолжала Кей, — а ты для меня пальцем не пошевелил.
— А что, по-твоему, я должен был сделать? — спросил Гэвин. Он хранил восхитительное спокойствие, гарантированное скорым возвращением Моллисонов и Мэри, а также количеством выпитого кьянти. — Мне эти дебаты насчёт Филдса по барабану. Плевать я хотел на этот Филдс. Не говоря уже о том, — добавил он, — что в присутствии Мэри этот вопрос поднимать рискованно: Барри в совете всеми силами отстаивал сохранение Филдса в составе Пэгфорда.
— Почему же ты меня не предупредил… даже не намекнул?
Он хохотнул совсем как Майлз, но ответить не успел, потому что вернулись остальные, словно волхвы с приношениями: Саманта — с чашками на подносе, за ней Мэри с кофейником, а сзади — Майлз с коробкой шоколадных конфет, которую купила Кей. При виде нарядного золотого банта Кей вспомнила, с каким оптимизмом выбирала эту коробку. Она отвернулась, пряча свой гнев, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на Гэвина, и глотая позорные, внезапно подступившие слёзы.
— Всё было чудесно, — услышала она глухой голос Мэри, наводивший на мысль, что она тоже плакала, — но я не останусь на кофе, мне нужно бежать: Деклан немного… немного выбит из колеи. Большое вам спасибо, Сэм, Майлз, мне было приятно… понимаете… ну… слегка развеяться.
— Я тебя провожу до… — начал Майлз, но Гэвин этого не допустил.
— Останься, Майлз, я сам провожу Мэри. Мы с тобой пройдёмся пешком, Мэри. Здесь пять минут ходу. На горке уже темно.
Кей боялась дышать; она вся обратилась в ненависть к этому самодовольному Майлзу, к наглой Саманте, к чахлой, понурой Мэри, но более всего — к самому Гэвину.
— Да, конечно, — услышала она свой голос: все смотрели на неё, ожидая, что она скажет. — Ступай, Гэв, проводи Мэри домой.
Она услышала, как хлопнула входная дверь: Гэвин ушёл. Майлз наливал ей кофе. Она смотрела, как льётся чёрная струйка, и вдруг с болью поняла, что слишком многое поставила на карту, когда перевернула всю свою жизнь ради мужчины, который сейчас уходил в ночь рядом с другой женщиной.
