юбки с оборками; девушки рассеялись по маленькой сцене в шелесте красного, синего и желтого и приняли исходные позы для танца. Резкие щелчки их кастаньет слышны были даже здесь, на холме. Они кружились и отбивали ритм, вскидывая руки, а туристы отслеживали их движения «лейками» и «роллейфлексами», приседая на корточки, чтобы получить нужный ракурс. Фотографы то приближались к танцовщицам, то отступали, чтобы захватить в кадр всю сцену. Я понадеялся, что они пользуются цветной пленкой. Танец внезапно завершился, мелькнули бумажники, и гид принял песеты; должно быть, плата была щедрой, поскольку все девушки заулыбались и замахали руками, и даже старая цыганка, которая открывала дверь, выглядела преисполненной благодарности.

Мне почудилось, я слышу голос некоего честолюбивого молодого человека, подобострастно говорящего президенту своего банка, который демонстрирует ему снимки: «Вот это да, сэр, вы залезли Испании под шкуру!»

Микроавтобус укатил прочь в направлении гробницы Los Reyos Catolicos.

Я составил список величайших и прекраснейших достопримечательностей, которые к этому времени увидел в Испании: Прадо и Пласа Майор в Мадриде, пастранские гобелены, монастырь Гуадалупе, собор и сам город Толедо, римский амфитеатр в Мериде, собор в Севилье, монастырь Ла Рабида, мечеть Кордовы, Альгамбра и наконец самая внушительная гробница, какая мне встречалась, — могила Фердинанда и Изабеллы в Королевской капелле в Гранаде.

Решетка, грандиозная даже для страны, где ковали железо, когда прочие народы резали дуб или орех, отделяет неф от алтаря, где на ложе из белого мрамора покоятся Фердинанд и Изабелла. На короле доспехи с орденом Подвязки, врученным ему нашим Генрихом VII; королева лежит рядом, в короне, длинном платье и с крестом ордена Святого Иакова на груди. Рядом с ними, заключенные в том же ограждении, видны еще две фигуры: мужчина и женщина, простертые в молитвенной позе. Кто, подивился я, мог разделить пышность смерти с Фердинандом и Изабеллой? И прочитал имена Хуаны Безумной и Филиппа Бургундского.

Здесь, далеко от узорчатой французской капеллы, которую Католические короли построили в Толедо как место своего упокоения, лежат корни Испании: наконец соединившиеся Кастилия и Арагон вместе с габсбургским привоем, который произвел на свет великого Карла, угрюмого Филиппа и королей с чертами вырождения, чья вереница закончилась Карлом III с затравленным взглядом.

Фердинанд и Изабелла… Изабелла и Фердинанд… Los Reyos Catolicos. Куда бы ни отправился путешественник в Испании, он встречает памятники этим правителям и слышит, как люди говорят о них, о принесенном ими даре или о каких-то словах и деяниях; и это истинное бессмертие, на какое может надеяться человек. Они всегда вместе: если вы слышите только о Фердинанде, значит вы спутали его с другими Фердинандами; а если встречаете имя Изабеллы в одиночестве, то секунду недоумеваете, кто это. Они остаются рядом в человеческом воображении, как Ромео и Джульетта, хотя на самом деле Изабелла была ревнивицей, а Фердинанд — хитрым рыцарем, дававшим жене хороший повод для ревности. Этот Фердинанд был не el Santo[98] , но прожженным политиком, столь же коварным и изощренным в своих методах, как его современник, наш Генрих VII. «Никто, — писал человек, хорошо знавший короля, — не мог прочитать его мысли по лицу». Мечтой его жизни было воздвигнуть вокруг Франции защитное укрепление из брачных постелей, и он выдавал своих дочерей замуж с великой сноровкой.

Изабелла была на год старше супруга и являлась личностью более тонкой и великой. Испания видит ее сквозь густую дымку романтики. В девичестве за Изабеллой ухаживали многие, и утверждают, что в число искателей ее руки, когда ей исполнилось четырнадцать лет, входил Эдуард IV Английский. Легенда гласит, что он внезапно отверг испанку из-за любви к Элизабет Вудвилл; но если в этом что-то и есть, то «измена» не имела ничего общего с личным выбором. Факт истории: пока совет выбирал подходящий политический союз — Изабелла Кастильская, разумеется, значилась в списке, — Эдуард тайно женился на молодой вдове и предъявил совету fait accompli[99] . Признаться, мысль, что Изабелла Кастильская могла стать королевой Англии, кажется очень странной.

Королева не была красавицей, что доказывают ее портреты, но обладала приятной внешностью и достоинством, светлой кожей и каштановыми, почти рыжими волосами. Глаза ее были голубыми и выдавали ум. Излишняя скромность сопровождала ее до самого конца: даже при смерти она отказалась выставить босые ноги для последнего соборования, и пришлось мазать елеем шелковый чулок. Изабелла была фанатичкой, которая не останавливалась ни перед чем, чтобы приблизиться к Царству Христа — каким она его видела, — и конечно, поддерживала странную идею, что Бог Любви одобрял инквизицию и изгнание евреев из Испании. Но она обладала величайшими добродетелями веры, решительности и прозорливости. Она была самой могущественной из веривших в Америку, а Фердинанд всегда оставался довольно равнодушным в отношении проекта Колумба. Изабелла однажды сказала: «Я готова заложить свои драгоценности, чтобы покрыть расходы на экспедицию, если средств казны окажется недостаточно».

Она проехала в доспехах по всей Испании, как Жанна д’Арк, и где бы она ни появлялась, у войска прибывало силы вдвое. Ее дети рождались там и сям, где ей случалось оказаться, когда их появление на свет прерывало повседневную деятельность. Все пятеро ее детей родились в разных городах. Она и ее муж служили живым символом того непривычного понятия, которое их брак принес в Испанию, — единства. Имелся внимательный зритель происходящего, итальянец по имени Петр Мартир, который запечатлел события правления в ряде интереснейших писем. Ничто, кажется, не удивляло его более, чем вид, открывавшийся при осаде Гранады: арагонцы, кастильцы и прочие испанцы ладили друг с другом и впрягались в одну и ту же упряжку:

Такого никогда не случалось прежде, и именно под властью Католических королей возникла страна, похожая на нынешнюю Испанию.

Когда Изабелла очутилась на пороге смерти в возрасте пятидесяти трех лет, во всем мире не было женщины более успешной — и более несчастной. За сорока шестью годами общественного триумфа последовали семь лет личного горя. Судьба нанесла королеве удар в самое уязвимое место, обрушившись на ее детей. Когда пала Гранада, семья Изабеллы была с ней и видела, как серебряный крест папы римского устанавливают на холме Альгамбры. Это видели и Хуана, еще не безумная; и маленькая Екатерина Арагонская, семи лет от роду; и самый драгоценный из всех, «ангел» Изабеллы, как она его называла, — дон Хуан, четырнадцатилетний наследник престола, прекрасный принц, суливший родителям и стране великие перспективы.

Шесть недель спустя Хуана, которой тогда было семнадцать, покинула Испанию, чтобы стать супругой Филиппа Бургундского, и Изабелла горько переживала расставание, словно предчувствовала трагедию, в которую превратится жизнь девушки. Она отвезла дочь на побережье, в Ларедо близ Сантандера, где огромный флот из ста двадцати кораблей ожидал, чтобы увезти принцессу к жениху. Изабелла ночевала на борту вместе с Хуаной, и когда флот отплыл, она в глубочайшей скорби поехала назад, в Бургос. И каждый год после того ее поражало новое горе. В следующем, 1497 году случился самый жестокий удар из всех: «ангел», юный жених девятнадцати лет, умер — как вам расскажут испанцы, от любви. У Испании не осталось наследника. Годом позже Изабеллу потряс слух, что Хуана во Фландрии небрежна в исполнении христианского долга. Королева послала шпионов, чтобы выведать правду. Скорбью следующего года, 1498-го, стала смерть старшей дочери Изабеллы, королевы Португалии, — она умерла, дав жизнь сыну, и надежды испанской королевы теперь обратились на этого младенца, но через двенадцать месяцев он тоже умер. У Изабеллы осталось лишь одно дитя: шестнадцатилетняя Екатерина Арагонская, — а в следующем году она уплыла в Англию, чтобы выйти замуж за принца Артура, старшего сына Генриха VII и наследника престола. Прошло еще двенадцать месяцев, и Изабелла узнала, что Артур умер, оставив