на площади и, купив покрытый чеканкой нож для бумаг, сел на поезд в Мадрид. Среди посылок и писем, которые скопились в ожидании меня, был экземпляр книги Ричарда Форда «Впечатления из Испании», за которой я посылал в Лондон, возымев причуду прочитать ее в стране действия. Несмотря на привычку Форда писать так, словно он старый ипохондрик, я обнаружил, что эта книга идеальна для чтения перед сном в Испании.

Имя Ричарда Форда всплывает рано или поздно в любой современной книге об Испании, и его цитируют как сказавшего нечто мудрое, остроумное или язвительное о предметах, столь далеких друг от друга, как испанская церковная архитектура и использование чеснока в салатах. Кто же, может спросить читатель, был этот непогрешимый Форд и как он стал бесспорным авторитетом по Испании? Он жил в тот благословенный век, когда тысяча фунтов в год считалась богатством, а две тысячи — большим состоянием. В 1830 году, когда Ричарду Форду было тридцать четыре года, доктор велел его хорошенькой жене Гарриет Кэпел, дочери графа Эссекса, провести зиму за границей. Форд — тот самый английский счастливчик девятнадцатого века, образованный любитель, которому не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Его отец, сэр Ричард Форд, одно время служил главным полицейским судьей на Боу-стрит и был создателем Лондонской конной полиции.

Идея Испании «витала в воздухе» в 1830 году, когда миссис Форд посоветовали переехать в более теплый климат. Война на Пиренейском полуострове была свежа в памяти, Вашингтон Ирвинг только что опубликовал «Хронику покорения Гранады», а Форд дружил с Веллингтоном, Вашингтоном Ирвингом и с Генри Анвином Аддингтоном, который тогда служил британским послом в Мадриде. Именно благодаря советам и поддержке этих друзей Форд отправился в Испанию осенью 1830 года с женой, тремя детьми и тремя служанками.

На три следующих года Испания стала его домом. Он жил в съемных домах и некоторое время, как Ирвинг, провел в романтических кварталах Альгамбры в Гранаде. Когда он мог оставить семью, то уезжал на долгие экскурсии верхом на красивом, упитанном кордовском пони, иногда один, а иногда с друзьями вроде художника Дж. Ф. Льюиса, который жил у Фордов, пока писал «Альгамбрские зарисовки». Нет ни одного аспекта испанской жизни, не исследованного этим богатым и образованным дилетантом. Стоило Форду научиться говорить по-испански, как он, одетый в испанский наряд, всегда готовый хоть поболтать с герцогом, хоть поваляться на соломе с погонщиками мулов или бандитами, узнал об Испании из личных наблюдений и опыта больше, чем когда-либо удавалось любому иностранцу. Как ему удалось получить столько знаний и охватить столь большую территорию всего за три года, навсегда останется загадкой.

Он вернулся в Англию и жил в Хевитри-хаус в Эксетере, в доме, который снесли совсем недавно. Форд устроил сад террасами, на испанский манер, построил мавританскую башню и посадил кипарисы и другие деревья, выписанные из Испании. Уголок его ванной комнаты когда-то украшал Каса Санчес (дом Санчеса) в Альгамбре. Однажды за обедом издатель Джон Мюррей спросил Форда, кого тот может порекомендовать в качестве автора путеводителя по Испании, и Форд ответил полушутя, что сделает это сам. Мюррей поймал его на слове, и на пять лет работа, которую Форд оптимистически намеревался завершить за шесть месяцев, стала радостью и проклятием его жизни. Один из друзей описывал, каким видел Форда за работой над «Путеводителем» в садовом домике в Хевитри: тот был одет в испанскую кожаную куртку и окружен огромной библиотекой испанских книг, ящиками, набитыми заметками, и грудами листов рукописи, разбросанными по стульям и полу. Он громогласно жаловался на рабство, на которое сам себя обрек, и можно вообразить его сетования! Форд обладал выдающимся даром к ругательствам.

Но муки сочинительства были только началом. Как только первое издание «Карманного путеводителя по Испании» напечатали, Аддингтону, напуганному непоследовательностью и чересчур откровенными замечаниями — два главных украшения фордовского стиля, — удалось убедить друга изъять тираж. Считается, что существует всего двадцать экземпляров первого издания, и они, конечно, являются раритетами. Форд засел переписывать и перекомпоновывать книгу и наконец создал исправленное издание. Этот человек был столь неисправимым путешественником, что, кажется, передал сие качество своей рукописи, потому что, когда та была закончена — и заняла большой чемодан, она пропала на лондонском вокзале, и сведения о ней поступили с севера Шотландии! Когда книгу напечатали, она имела огромный успех, и, конечно, иначе и быть не могло, потому что проницательная и язвительная личность Форда проявлялась в каждом слове. Это удивительная работа, замаскировавшаяся под один из путеводителей Мюррея, ни одна из великих книг никогда не создавалась как столь прозаический поклон публике. «Путеводитель» создал репутацию Форда, а вскоре за ним последовали «Впечатления из Испании», в которых содержалось многое из запрещенного первого издания.

Слава Форда как писателя затмила его искусство кисти и карандаша. Около пятисот его лучших работ сейчас бережно хранятся у мистера Генри Бринсли Форда, его правнука, и по прошествии времени они вызывают еще больший интерес, как возможность взглянуть на Испанию 1830-х годов. Существует несколько портретов Форда, и все они показывают его весьма красивым человеком. Один из лучших портретов — набросок Дж. Ф. Льюиса, который раскрывает Форда в некий задушевный момент: байронический воротник обрамляет лицо с правильными чертами — гладко выбритое, за исключением модных тогда маленьких бакенбард, которые мы лицезреем во всей красе на портретах священников девятнадцатого века. Великолепная акварель Дж. Беккера изображает Форда в шляпе с конической тульей, в андалуссийских рубашке, кушаке и штанах, расшитых пуговицами по шву; тем не менее он выглядит типичным англичанином.

Все современники говорили об очаровательности Форда-собеседника, его принимали во всем литературном Лондоне. Он давал советы и помогал Джорджу Борроу — странно, что этим двум великим писателям-испанистам выпало наступать друг другу на пятки — и от души восхищался книгой Борроу «Библия в Испании». Среди многих увлечений Форда была кулинария, и на кухне он сверкал столь же ярко, как и в гостиной. Иногда он приезжал в дом друга, чтобы приготовить испанскую еду, с парой бутылок вина в карманах плаща и нужными ингредиентами для салата в чемодане. Именно он познакомил Англию с такими деликатесами, как амонтильядо и ветчина «монтранчес», чей жир, правильно разогретый, он сравнивал с расплавленными топазами.

Форд был женат три раза, и Теккерей обычно говаривал, что он всегда будет помнить номер дома Форда, 123 по Парк-стрит, по числу его жен. Он умер в возрасте шестидесяти двух лет, оставив потомкам огромное количество сокровищ и личных вещей. Мистер Бринсли Форд говорит, что у него хранятся 653 письма, написанных прадедом к друзьям, из которых только малая часть (те, что адресованы Аддингтону) была опубликована несколько лет назад. Паспорта Форда — а их сохранилось множество — показывают, сколько он путешествовал в юности, еще до поездки в Испанию. Только два из его знаменитых блокнотов, из которых вырос «Путеводитель», пережили костер, устроенный Фордом из своих записей незадолго до смерти.

Его язвительное остроумие и готовность бранить все, что ему не нравилось, особенно французов, создали мнение, что ему, в сущности, не было дела до Испании, но это совершенно неправильное истолкование. Форд любил Испанию как художник и ученый, но ненавидел нищету, лень и дурное руководство, а со всем этим он часто сталкивался и в таких случаях писал то, что чувствовал. Нечасто бывает, чтобы дух страны овладевал чужеземцем и словно говорил его голосом — а именно так всегда чарующая, но порой печальная Испания тридцатых годов девятнадцатого века звучит в воспоминаниях Ричарда Форда.