Но я же человек! С этим же не поспоришь!

Да, у всех свой крест. Все съедают по полной. Никого не минует чаша судьбы, так сказать. Кому-то болезни, кому-то – измены, кому-то – казенные серые стены…

Я все понимаю. Все. Я готова нести свой крест.

Но я имею право не простить? Или по рождению и половому признаку я этого права лишена?

А если у меня не получается? Простить или сдохнуть – так, что ли? Другого варианта не предлагается?

Я не женщина. Я – урод.

Хорошо. Я согласна.

Когда все это произошло, ко мне зашла соседка Кира, от нее ушел муж четыре года назад. Ушел к молодой девахе и родил двоих детей. Судя по всему, был вполне доволен жизнью и даже счастлив.

А Кира его ждала. Каждый день ждала. Когда во дворе хлопала дверца машины, она подлетала к окну и всматривалась в темноту двора. Это было похоже на помешательство. «Ну он же не может просто так все забыть?» – говорила Кира и начинала перечислять все события их прежней жизни. Как кочевали по гарнизонам, какой невыносимый климат был в Казахстане. А какой в Кемерово! Как рожала она своих мальчишек и загибалась от сепсиса. Простой пеницилин не помогал, а других лекарств не было. И молока не было, и мяса. А еще пеленок, и детского крема, и зеленки. Рейтузы тетки вязали себе сами, если доставали пряжу. А пряжа была колючей и натирала кожу, даже сквозь чулки. Как они мечтали выпить чашку настоящего кофе с хорошим сыром! Как мечтали сходить в театр и прочитать свежие журналы! Передавали из рук в руки прошлогодние номера «Бурды» и шили по его выкройкам платья из аляпистого ацетатного шелка. Короче, много чего не было. А точнее – не было ничего. Была только любовь. И верность была. И надежда на светлое будущее. Вера, что когда-нибудь все обязательно изменится и им сказочно повезет! И уедут они из этой глуши, из стылого барака и от пустого магазина с промерзшими буханками серого хлеба. Обязательно повезет! Их направят по вызову в город.

Направили, правда. Вымолила Кира счастливую жизнь. Мужа Толика перевели в Москву, в штаб. Помогли, конечно, но ведь речь не об этом.

Все им завидовали и говорили, как им повезло!

Да. Повезло так повезло! И квартиру дали с центральным отоплением и с горячей водой – не по графику, а постоянно. Кира садилась на край ванны и включала горячую воду. Ванная комната наполнялась паром, и становилось трудно дышать, но Кира не уходила – отогревалась. Она была такой мерзлячкой и так намерзлась за свою жизнь! Муж Толик ругался и еле живую вытаскивал ее из ванной. И они опять были счастливы.

А потом Толик как-то удачно попал в Рособорону, и началась действительно сытая жизнь. Они купили прекрасную квартиру, роскошную машину, построили загородный дом. Кира говорила, что все это – нормально. Хорошим людям должно везти. Как-то странно было это слушать. Про доходы Толика и их происхождение Кира старалась не говорить. Да что там – не говорить. Она старалась об этом не думать. Просто повезло. Хорошие же люди! Про то, сколько еще хороших людей живут так, как она жила раньше, Кира тоже старалась не думать.

Она купила сразу три шубы – говорила, что от жадности, и сама над собой смеялась. Толик не жадничал. Детей отправили учиться в Чехию. Кира часто туда летала, жила там по месяцу и больше. Тут-то Толик и нашел себе подружку. Подружка оказалась не дурой, просекла, что мужик обеспеченный и широкий. Толик и не думал о том, чтобы бросить жену и завести новую семью. Но за него думала девушка Прасковья из Подмосковья. Вообще-то ее звали Ульяна, однако суть от этого не меняется. Ульяна быстренько залетела и поставила Толика перед фактом. А он, бедняга, растерялся! Вот не подозревал сорокапятилетний мужчина, что от регулярного секса, кроме ярких впечатлений и удовольствий, бывают еще и дети.

Из семьи уходить не хотелось, и Толик тянул время. Кира задержалась в Праге – заболел младший сын. Толик названивал и торопил с приездом. Он очень рассчитывал, что Кира его поймет и пожалеет. И еще – все быстренько расставит на свои места.

А Кира, наивная Кира, как ребенок, радовалась частым мужниным звонкам и тоже рвалась домой. Домой! Дом, милый дом!

Она не знала, что на пороге любимого дома уже сидела старуха-беда. Сидела и терпеливо ее поджидала – серая, скрюченная, неопрятная и страшная.

Толик убрал в квартире, приготовил нехитрый ужин и купил букет с тюльпанами. Кира ходила по любимой квартире в любимом халате и напевала любимую песенку любимой певицы: «Без меня тебе, любимый мой…»

Ночью она крепко прижалась к мужу. Толик затрясся, как осиновый лист, и даже заплакал. И все рассказал Кире. Кира пошла на кухню и достала бутылку водки, выпила стакан, не закусывая. Все-таки школа и закалка у нее были будь здоров!

– Разберемся! – твердо сказала она плачущему мужу, одетому в семейные трусы. Привычка – вторая натура: трусы наш мачо по-прежнему носил семейные. Говорил, что в них «дышится свободней».

– Надышался, блин, свободы! Козлина дурацкая! – крикнула Кира и решила отправиться к Ульяне, поставить точки на «i». Но Ульяна ее опередила и на следующий день сама возникла на ее пороге. Прошла в квартиру нагло, животом вперед.

Села на кухне и объяснила:

– Ты пожила, дай пожить другим. Младенец – святое. Ты же мать, все понимаешь. Своих ты подняла. А моему без отца маяться? Что там вырастает из безотцовщины – всем известно. В общем – подвинься и дай построить нам свое счастье. – Тут она обернулась на Толика, нервно приплясывающего на пороге кухни, и строго гаркнула: – Собирай чемодан!

Толик с испугом и надеждой смотрел на жену. Кира вздохнула и раздавила в пепельнице бычок. Потом посмотрела на мужа и сказала:

– Собирай, горемыка! – и в сердцах добавила: – Я помогу, мудила ты мой грешный!

Ульяна в стороне не осталась. Активно участвовала в процессе. Советовала, что взять, а что оставить.

Кира, стиснув зубы, молчала. Ей хотелось только одного – чтобы эти уроды поскорее выкатились из ее квартиры. Мужа она почти ненавидела.

Когда они наконец убрались, Кира села на кухне и допила бутылку водки. Открыла окно и глянула вниз. Этаж был хороший. В смысле – высокий. Одиннадцатый этаж. Подходящий. Кира увидела козырек над подъездом, потом подошла к другому окну – в другой комнате. Под ним козырька не было. «Отлично! – подумала она. – Как повезло! Получится быстро и сразу».

Но, слава богу, не получилось, раздался звонок. Кира долго не брала трубку, а телефон все разрывался. Кира ругнулась и ответила. Звонил сынуля из Праги.

– Мам! – заорал он. – Я женюсь! Динка беременная!

«Так. Еще одна, – со злостью подумала Кира. – «Что они все, одурели», как пел великий бард Окуджава.

Но прыгать вниз расхотелось – просто потому, что впереди опять были дела, опять хлопоты. И без нее опять не справлялись. Даже этот болван Толик не смог без нее ни остаться, ни уйти.

И Кира поняла, что она опять отвечает за все. Потом она вспомнила, что Динка – вполне симпатичная и нормальная девочка. Хозяйственная и серьезная. Из таких получаются хорошие жены. Да и сыну уже пора, встретилась приличная девочка – женись. А то довыбираешься, знаем.

Сын просил Киру приехать. Она сказала, что разберется с делами – и к ним. Хорошо сигануть не успела – из-за этого ничтожества в семейниках, прости господи!

Сначала были на Толика только злость и ненависть, разрушительная, дикая, пожирающая изнутри. Потом стало хуже – появилась ревность. И она была не слаще. Да что там – это было еще хуже. Перед глазами стояла пышногрудая Ульяна и вращала своими роскошными бедрами. Издевалась, короче. От ревности у Киры подкашивались ноги и все время тошнило. Она еле успевала добежать до туалета – словно беременная была она, а не Ульяна.

А вот Толик поныл, поныл и прижился. Правда, по старой привычке звонил Кире и стучал на свою молодуху: то не бульон сварила, а какую-то мерзкую грязно-серую бурду. «Пену не сняла, представляешь?»