Как с жалом лезвия, — и сгоряча Судить готовы обо всех предметах, Не разбирая, в чем их существо. Вмиг назовут презренным иль достойным, Дурным иль добрым… и навяжут смысл Неясных этих слов вещам и лицам. Но тесен мир, а разум беспределен! Различным мыслям жить легко в ладу, Однако трудно людям не столкнуться В пространстве ограниченном; ведь если Не вытеснишь, то вытеснят тебя; И в этой распре побеждает сила!.. Но кто отрекся в жизни от желаний, Любой земною целью пренебрег, Тот невредим в огне, как саламандра, И чист душой — в чистейшей из стихий! Я не таков, грубее по природе, Желания влекут меня к земле. Меж тем на ней господствует злой дух, А не благой. Небесные дары, Как воздух, свет — дары для всех живущих, Они людей к стяжанью не ведут. Но золото, влекущее всех в мире, Сверкающие россыпи алмазов Мы исторгать должны у лживых сил, Злокозненных, враждебных свету духов. И чтобы их к себе расположить, Приносят жертвы им и неизбежно Утрачивают чистоту души. Макс
(многозначительно)
О нет, страшись, страшись лукавых сил! Изменят слову духи лжи, тебя Неудержимо в бездну повлекут. Остерегайся их! Не доверяй!.. Вернись, вернись к отвергнутому долгу!.. Ты это можешь. Да! Отправь меня В столицу примирить тебя с монархом. Пусть тоже смотрит чистыми глазами Он на тебя, — и возвратит доверье! Валленштейн
Нет, поздно, Макс. Не знаешь ты всего. Макс
Что ж, если поздно… если от паденья Тебя спасти лишь злодеянье может, Тогда — пади! Достойно, как стоял! Командованье сдай! Будь безупречен! Покинь со славой поприще бойца!.. Ты для других довольно жил, — отныне И для себя живи! А я любую Судьбу с тобою разделить готов. Валленштейн
Нет, поздно, Макс. Пока ты горячишься, Дорожные столбы мелькают мимо Моих гонцов, несущихся в карьер. Я в Прагу их послал и в крепость Эгер… Мы к этому принуждены, смирись! Поступим же с достоинством и твердо, Как властная велит необходимость… Чем я виновней Цезаря, чье имя Как высший сан властитель мира носит?[26] Он против Рима двинул легионы, Которые ему доверил Рим. Отбрось он меч, его б настигла смерть; И мне — конец, когда сложу оружье. Во мне есть искра гения его, Да будет счастье Цезаря со мною! Поглощенный мучительной душевной борьбой, Макс быстро уходит. Валленштейн с изумлением глядит ему вслед и погружается в глубокую задумчивость.
Валленштейн. Терцки. Вскоре затем Илло.
Терцки
