- Не подпишу.
- Как миленький подпишешь, будешь умолять дать тебе эту блядскую бумажку.
Лейфман с подскока ударил Григория в нос. Тот не упал, только пошатнулся и сжал пальцами разбитый нос, чтобы остановилась кровь. Следователь, потирая разбитые костяшки правой руки, тихо сказал:
- Вот тебе протокол, будешь стоять с ним, пока не подпишешь.
- Не подпишу!
- За тобой будут следить, если сядешь, будут бить. Понятно?
- Угу.
- Ну, стой, а я пойду, вздремну.
Часа через два он вернулся, Григорий стоял, покачиваясь, лицом к кирпичной стене. Лейфман словно не замечая его, занялся бумажной работой.
Через час в кабинет зашёл Аникеев начальник отдела.
- Что он у тебя тут стоит ещё? – опытный начальник удивился. - Упёртый…
- Стоит.
- Пусть постоит… - Аникеев взял из рук Григория протокол, прочитал и сказал. - Яков, слушай, ту шахту взрывают другие.
- Чёрт, опять переписывать…
- Нужно переписать.
- Что там у нас есть?
- Пусть будет металлургический завод.
- Слышишь Мелехов? - весело окликнул обвиняемого Яков. - Ты планировал взорвать завод.
- Я Шелехов и ничего не планировал.
- Ну – ну.
Следующие сутки Григорий простоял в углу следственной камеры. Время для него будто остановилось, жизнь закончилась. Сначала он часто думал:
- Сейчас выпрыгну с 3-го этажа в открытое окно и разобьюсь. - Вторая мысль вытеснила первую. - Нет, не могу. Ведь тогда в посёлке скажут, что он точно враг народа, спасовал и разбился. Что тогда будет с Тоней, с детьми. Надо терпеть…
Постепенно всякие мысли сменились тупым равнодушием. Он урывками спал стоя, украдкой прислонившись боком к щербатой стене. Тогда в комнату заходили бдительные охранники и били его по почкам. Иногда он падал на пол и минуты сна в горизонтальном положении казались ему вечностью. Его несколько раз обливали ледяной водой, пинали со злобы ногами. Есть, и пить, естественно, не давали, да ему и не хотелось. Ни о каком туалете речь не шла, во время побоев Григорий несколько раз обмочился в штаны. На вторые сутки к нему зашёл деятельный Лейфман.
- Ну и воняет от тебя папаша! – он брезгливо скривился.
- Постой рядом и ты завоняешь.
- А ты упорный фрукт. - Яков любил работать с такими твёрдыми клиентами. - Ладно, тебе же хуже, пойдёшь на этап как несознавшийся. Охрана!
Двое дюжих охранников буквально отволокли Григория в подвал, ноги не слушались. Они так опухли, что когда его бросили в изолятор, сокамерники едва сняли с него неприлично раздутые сапоги…
Глава 12
Недовольный голос надзирателя прорвался сквозь железную дверь раньше, чем она открылась:
- Шелехов выходи! – он торопился и поэтому подгонял заключённого. - Слыхал?
- Слышу. – Ответил сонный Григорий и шагнул из плотной темноты камеры в показавшийся необыкновенно светлым, гулкий коридор. - Чего орать...
- Быстрее давай.
- Да иду, иду.
- Стой здесь! – приказал тот же голос. - Лицом к стене, руки за спину…
Григорий послушно вышел в коридор и занял предписываемую позу, два месяца в изоляторе предварительного следствия сделали своё дело. Он привык подчиняться приказам работников тюрьмы без разговоров, почти без внутреннего сопротивления.
- Отставить Сидорчук. – Распорядился другой голос. - Пускай повернётся лицом.
- Повернись!
Григорий медленно развернулся и в упор уставился на невзрачного человека, подошедшего тихо из– за угла бесконечного коридора. В белых, хилых руках он держал кипу бумаг и, перебирая их, искал нужную.
- Да где же она? – бормотал он про себя. - Только что видел… А вот нашёл!
Он радостно вскинул на арестанта серые, невыразительные глаза и сказал:
- Гражданин Шелехов! – казалось, он наслаждается торжественным моментом. - Решением тройки Вы проговариваетесь к десяти годам лагерей по статье 58, пункт 9, 11. Пункты статьи обозначают групповую диверсию, вот выписка из протокола заседания тройки. Хотите ознакомиться?
- Нет.
- Вам всё ясно?
- Предельно.
- Заводи. – Человечек потерял к Григорию всякий интерес. - В какой камере у нас Жиров? Давай двигайся быстрее, до утра будем возиться…
Надзиратель грубо впихнул Григория в камеру, сзади хищно лязгнул замок. Всё произошло быстро и буднично, он даже не успел испугаться. Только вернувшись обратно на голые нары, Григорий вдруг почувствовал мелкий озноб.
- Буду жить! – отвлечённо, словно о ком – то другом подумал он. - Значит, не пришло моё время, лагеря не расстрел…
Из их камеры каждую ночь вызывали арестантов, почти никто не возвращался. Старожилы изолятора рассказывали, что в подвале этого же здания расположена комната исполнения приговоров по первой категории. Оттуда никто не вернулся, но знающие люди утверждали, что комната представляет собой узкий пенал, с дверью в торце и маленьким окошком. Человека запускают в комнату, из окошка раздаётся выстрел, и нет больше человека.
- Аль они не посылали запрос в Вёшенскую, аль не дошёл ответ! – решил Григорий. - Тогда бы мне точно настал гаплык...
Прикидывал он, постепенно отходя от внезапного разрешения многомесячного ожидания. Сжатая неизвестностью душа наконец распрямилась и освободилась, как прибывающая вешняя вода прорывает речную дамбу и вырвавшись, затопляет низинные луга.
- Неужели пронесло? - радость, надежда на будущее снова заполнили его вымороженное нутро.
Ему казалось, что самое страшное позади, привычная работа в лагерях не пугала совершенно.
- Главное вырваться из проклятой тюрьмы! – рассуждал Григорий. - Сил моих больше нет терпеть энтот спёртый воздух, воняющий человеческими испражнениями и страхом. Хуже не будет, кругом люди живут…
Все его нынешние рассуждения основывались на опыте предыдущей жизни и в итоге оказались неверными. Больше всего он ошибался в своей оценке оперативности и логики следственной системы. Запрос в районный отдел НКВД в станицу Вёшенскую следователь Лейфман естественно послал. Оттуда немедленно переслали полное досье на подозреваемого. Григория спасло от расстрела только одно, пока ответ неспешно двигался по служебным каналам, старшего оперуполномоченного Лейфмана сняли с должности и взяли под стражу.
