— Ты не делила постель с Колчестером? Никогда?

«Боже правый! Что мне делать? Я обещала никогда не выдавать его секрет — но я не могу лгать Уильяму».

— Это не вопрос, — уклонилась она от объяснения.

— Ответ я уже знаю. — Уильям нахмурился. — Так почему он твой любовник только на словах?

— Уильям, прошу тебя, больше ни о чем не спрашивай. Я не могу тебе ничего сказать. Я обещала хранить тайну Колчестера так же, как он хранит мою.

— Причина в его тайне? — Несколько секунд Уильям молчал, напряженно размышляя, а затем в величайшем изумлении поднял брови. — Будь я проклят.

— Уильям, ты не понимаешь…

— Нет, понимаю. — Он покачал головой. — Значит, самый завидный лондонский холостяк не влюблен безумно в женщину, на которой по каким-то причинам не может жениться, как уверено большинство людей. Правда в том, что его вообще не интересуют женщины.

— Я этого не говорила.

— И не нужно. — Наконец-то все приобрело смысл. Маркейл выбрала Колчестера совсем не из любви или страсти. — Но какая тебе польза от таких отношений? Господи, почему ты оставила меня ради такого человека, как Колчестер?

— Не скажу. Не могу…

Маркейл попыталась освободиться из объятий Уильяма.

— Нет! — рявкнул он и, подхватив ее на руки, понес в кровать.

Опустив ее на толстое покрывало, он опустился рядом с ней и положил ногу ей на ноги, чтобы удержать Маркейл на месте.

— Объясни мне, Маркейл. Объясни, почему ты прогнала меня…

— Это ничему не поможет. Ничто не изменилось, и…

— Это мне решать. А теперь объясни, почему ты прогнала меня и приняла покровительство Колчестера.

— Он предложил мне безопасность. Помощь. Крышу над головой. Свое покровительство…

— Но не свою постель.

— Нет. — Она вспыхнула. — Этого он никогда не предлагал, и, если быть честной, я и сама не хотела. Я… я любила другого.

Последовали минуты удивленного молчания.

— Ты любила меня.

Эта мысль поразила Уильяма. Все эти годы он был уверен, что она ветреная, не выполняет своих обещаний и никому не хранит верность. А теперь ему открылось нечто совершенно иное.

Маркейл кивнула с блестящими от слез глазами.

— Когда ты уехал, у меня появилось время подумать, и я поняла, насколько я беззащитна — и какую опасность могу представлять для твоей карьеры на флоте. Ты очень целеустремленный человек, моряк, а я актриса, — у нас ничего не получилось бы. Мы не смогли бы быть вместе. Наши отношения казались нормальными, но, если задуматься, все шло к концу. И он наступил бы если не прямо тогда, то достаточно скоро. Я долго не находила в себе сил прямо сказать тебе об этом. А ты вряд ли бы правильно понял меня. — Она покачала головой, и ее густые локоны упали ей на щеку. — Ни один из нас не был достаточно взрослым для того серьезного чувства, что захлестнуло обоих. Боюсь, у нас ничего не получилось бы.

Маркейл была права, но Уильяму от этого не стало легче.

— Тебя послушать, так наше положение было совершенно безвыходным.

— А разве не так? Если бы ты разозлился на кого-то из сильных мира сего, с твоей карьерой и с моей было бы покончено.

— А от тебя зависели сестры.

Маркейл кивнула.

— Я была безумно влюблена в тебя, и расстаться с тобой было очень-очень тяжело. — Она закрыла глаза и отвернулась. — Иногда мне хотелось, чтобы мы никогда не встречались.

От ее слов у Уильяма сжалось сердце. Он окинул Маркейл долгим взглядом, задержав его на ее шее, к которой прилипли влажные волосы, и на ее коже, еще красной от его прикосновений. С сырыми волосами, теперь прилипшими к ее щекам и шее, Маркейл выглядела намного моложе своих двадцати семи лет, и на взгляд ей можно было дать не больше восемнадцати.

Зная, какой она была в том возрасте, Уильям мог оценить, как расцвела ее девичья красота, когда Маркейл повзрослела. Боже, она стала очаровательной, чувственной, потрясающе разумной женщиной. Долгое время она не раскрывала ему всей правды, но, честно говоря, вряд ли бы он тогда правильно ее понял. Его вспыльчивый характер и мгновенно вспыхивавшая ревность причиняли страдания им обоим.

Повернув к себе ее лицо, Уильям нежно поцеловал Маркейл в губы, и она открыла глаза.

— Уильям, я…

По ее щеками текли слезы.

Он снова поцеловал ее. Они очень многое сделали неправильно, и было много такого, за что следовало извиняться и делать это бесконечно.

Но именно сейчас, когда мерцающий свет камина играл на ее изумительном обнаженном теле, когда ее губы припухли от поцелуев, а на лице остались полоски от слез, Уильям твердо знал одно: это мгновение принадлежит им.