бриджи и бросил их к остальной своей одежде.

Взгляд Маркейл медленно спускался от его плеч к животу и уже проснувшемуся естеству. Ее глаза расширились, но она скользнула взглядом вниз по его бедрам и дальше до самого пола.

— Если ты хочешь, чтобы я ушел, просто скажи, и я выполню твою просьбу, — невинным тоном предложил Уильям.

— Ты раздеваешься, — ее взгляд метнулся к его поднявшемуся члену, — и только потом спрашиваешь, хочу ли я, чтобы ты ушел?

— Я надеялся, что смогу убедить тебя позволить мне остаться, — ухмыльнулся он распутно и самоуверенно.

— Я это вижу.

Он пожал плечами.

— Кровати в конюшне слишком… — он окинул взглядом изящную фигуру Маркейл, — жесткие.

— Значит, ты здесь, потому что эта кровать более удобная? — Маркейл рассмеялась низким веселым смехом. — И это все?

— Разумеется, нет. — Он усмехнулся. — У меня есть более приятные причины, чтобы остаться. — Он пересек комнату и, наклонившись, потерся грязным подбородком о ее нежную щеку. — Что скажешь, Маркейл? Мы разделим с тобой это королевское ложе. Или ты выгонишь меня обратно под дождь, чтобы я спал на соломе? — Его теплое дыхание коснулось ее уха. — Это было бы страшным расточительством, а мы и так уже потратили впустую слишком много времени.

Пока он терся подбородком о ее щеку, Маркейл стояла с закрытыми глазами, а теперь сделала глубокий вдох, крутя в пальцах шнуровку.

— Я должна сделать признание.

— Да, любовь моя?

Он прикусил ей ухо.

— Когда ты приехал, я хотела поскорее увидеть тебя. У нас осталось так мало времени, и я хотела… я хотела этого.

От ее слов Уильяма захлестнула теплая волна. Не имело значения ни прошлое, ни то, что могло ожидать их в будущем. Имел значение только этот момент. Это был еще один урок, который Уильям усвоил за многие годы: жизнь — это подарок, и нельзя тратить время на обсуждение деталей. Он противостоял многим штормам, многим опасностям, многим болезням, многим кровожадным пиратам и знал, что каждое мгновение жизни ценно и прекрасно. А по необъяснимой причине мгновения, проведенные с Маркейл, были вдвойне такими, и непозволительно потерять даже несколько из них.

Уильям просунул руку ей под волосы и притянул Маркейл ближе, а она прильнула к нему, словно наконец-то отыскала свое законное место. Закончив распускать ее шнуровку, он спускал ей с плеч платье и, нагнувшись, целовал каждый открывающийся дюйм кремовой кожи.

Она затаила дыхание, когда он скользнул губами по ее ключице, и этим еще больше воодушевила его. В сопровождении потрескивания огня и вспышек пламени Уильям всерьез принялся за соблазнение. Он покусывал и поглаживал Маркейл, все больше и больше обнажая ее, и когда ее сорочка, наконец, упала на пол, провел руками вниз по ее шелковой коже, восхищаясь всеми выпуклостями и впадинами. Его тело настоятельно требовало ее прикосновений.

Никогда еще Маркейл не была одновременно такой измученной и невероятно довольной. Ее кожа звенела там, где ее касались его губы; ее тело тянулось к нему. Маркейл погладила его широкую грудь и почувствовала, как под ее ищущими пальцами вздулись мускулы.

Уильям был настоящим мужчиной, состоящим из твердых плоскостей и упругих мускулов, и Маркейл охватило непреодолимое желание потрогать и попробовать их все. Ее руки скользнули вниз по его животу к бедрам, а затем она потянулась к его возбужденному естеству.

Уильям стоял, не шелохнувшись, и прерывисто дышал, пока Маркейл знакомилась с его членом, поражаясь, как он может быть таким твердым, а кожа такой мягкой, словно бархат.

Взглянув вверх в лицо Уильяму, она увидела, что он закрыл глаза с выражением мучительного наслаждения, и, очень осторожно взяв в руку его причинное место, слегка стиснула.

Уильям задохнулся и прижался лбом к ее лбу.

— Не нужно.

— Тебе не нравится?

— Слишком нравится. — Он открыл глаза и усмехнулся, все еще тяжело дыша. — Но больше мне нравится вот это…

Он поцеловал ее — страстным, обжигающим поцелуем собственника.

Когда жесткий рот Уильяма завладел ее ртом, Маркейл не могла думать ни о чем другом, кроме его теплых рук, прижимающих ее к нему, и ощущений, которые пронзали ее, оставляя бездыханной и жаждущей большего. Она так долго тосковала по этому, и ни один мужчина никогда не привлекал ее так, как Уильям.

Оборвав поцелуй, он потерся носом о ее шею, и миллион мурашек забегали вверх и вниз по ее голой коже, а потом Уильям крепче обнял ее, и Маркейл почувствовала, как его член уперся ей в бедро, бархатистый, твердый и зовущий.

Маркейл покачнулась и схватилась за Уильяма. Было настоящим блаженством находиться так близко к нему, ощущать его мускулы под своими блуждающими пальцами, чувствовать запах кожаных ремней и аромат сандалового дерева, исходивший от его кожи. Она окунулась в горячее желание, и все мысли и заботы покинули ее.

Убрав с ее шеи влажные волосы, Уильям с поцелуями, двинулся вниз к ее плечу.

Дрожь прокатилась по ее телу, и Маркейл, чувствуя, что у нее подкашиваются колени, вцепилась Уильяму в плечи.

Продолжая одной рукой крепко держать ее за талию, Уильям другой накрыл ее грудь и большим пальцем поглаживал затвердевший сосок. Маркейл застонала и, выгнувшись, прижалась к Уильяму, отвечая на каждое его прикосновение.

Она хотела этого, тосковала по этому, мечтала об этом — и вот теперь Уильям был здесь, в ее объятиях.

Убрав руку с ее груди, Уильям дерзко просунул ее Маркейл между бедер, и Маркейл снова задохнулась. Он уже настолько возбудил ее, что достаточно было всего нескольких поглаживаний, и Маркейл невольно крикнула.

Страсть волна за волной прокатывалась через нее, а Уильям, крепко держа Маркейл, нашептывал ей на ухо нежные слова.

Прежде чем она снова могла дышать и к ней вернулась способность мыслить, прошло некоторое время, и тогда Маркейл осознала, что мощные руки Уильяма сомкнуты вокруг нее, его подбородок лежит у нее на макушке, а его дыхание согревает ей кожу.

Снаружи дождь все так же стучал по крыше и окнам, но внутри при мерцающем свете камина их телам было тепло друг от друга, и у Маркейл возникло такое ощущение, будто она находится именно там, где и должна находиться всегда, — в объятиях Уильяма.

Но это было опасное ощущение. Даже если они найдут способ преодолеть свое прошлое, Маркейл не могла представить себе, что Уильям смирится с ее карьерой, да и она сама не смогла бы согласиться оставить Лондон ради жизни на корабле.

Уильям медленно разжал руки, но оставил их у нее на талии, а когда увидел выражение лица Маркейл, улыбка пропала из его глаз.

— У тебя слишком серьезный вид для женщины, которую только что полностью удовлетворили.

Маркейл только покачала головой.

Уильям довольно долго пристально всматривался в нее, а потом сказал:

— Прежде чем отнести тебя в постель, чтобы доставить настоящее удовольствие, я хочу задать тебе вопрос.

При мысли о продолжении удовольствия по ней пробежал трепет, и Маркейл пришлось слегка откашляться, чтобы произнести:

— Что ты хочешь спросить?