– В какой-то степени. Он хочет, чтобы ты продала им Фулгаторе и закончила вендетту. А ты что предполагаешь делать, отказаться?
Стефи медленно покачала головой.
– Это не способ, чтобы заставить сицилийца отказаться от вендетты.
– Покупателя зовут Чертома. Лукка Чертома. – Кевин покосился на мать, удивленный ее улыбкой. – В чем дело?
– Чертома – странное имя для решительного человека. – Стефи допила сок и поставила стакан на стеклянный столик. – По-итальянски это значит: «да, но...» Такое имя – отличный повод для шуток.
– Не думаю, чтобы кто-то подшучивал над Луккой Чертомой, – сказал Кевин. – Он – капо клана Корлеоне. Грубый дикарь, заправляющий шайкой таких же грубых дикарей. Они не только торгуют травкой, но и сами балуются.
– Откуда ты столько знаешь о старой родине? – спросила Стефи. – Когда я была маленькой, сюда из Америки приплывали только старики. Все Риччи, начиная с Итало и вашего дедушки Карло, родились в Штатах. Для них Сицилия – что-то вроде колонии. А для моего поколения Сицилия... как летний лагерь. Каникулярное настроение, множество живописных развалин, вкусная еда... – Она сонно зевнула и умолкла.
– Сицилия – этнический источник мафии, – сказал Керри. – Все семьи работают по шаблону, разработанному на старой родине. Другие страны – это просто новые рынки. Ось Палермо – Нью-Йорк по- прежнему сердце мироздания. Вот почему, – добавил Керри с откровенно злой усмешкой, – сегодня мы тут.
Телефон звякнул. Все трое подскочили. Стефи медленно встала и подошла к телефону.
– Pronto[45].
– Синьора Риччи? – спросил мужчина с сильным южно-итальянским акцентом, с растянутыми гласными и зубными звуками. «Риччи» у него звучало как «Рииджии».
– Нет.
– Нет? – В его голосе послышалось сомнение.
– Sono la Signorina Ricci[46].
– Mi scusi! Lucca Certoma qua[47].
– Veramente? – с насмешливой почтительностью произнесла Стефи. – Е certo? Ma?[48]
Кевин нахмурился, вскочил и помахал пальцем у нее перед носом.
– Веди себя прилично! – прошипел он. – Дикари не любят шуток!
Но Чертома уже хохотал. Он без предупреждения переключился на скверный английский:
– Я в отель. Пьем вместе, si?
– Это было бы чу...
– Вы приходите с ваша милая мальчики.
– О'кей. Через полчаса, – согласилась Стефи. – Как я вас узнаю?
– Просто. Я очень красивый.
Стефи кивнула, словно заранее зная, каким будет ответ. Она повесила трубку и бессмысленно уставилась на дверь в ванную.
– Мальчики, – произнесла она после паузы. – Итало пытается выдать меня замуж.
Глава 38
– ...уверена, что с тобой хорошо обращаются? – повторил Чарли. Трубка в его правой руке стала влажной и скользкой.
– Просто отлично, – сказала Банни. – Если хочешь сделать мне приятное, проследи, чтобы Никки поднял свою задницу из Бостона и приехал сюда.
– Он до сих пор не появлялся у тебя?
– Как и ты, – кольнула Банни. – Только Уинфилд, отягощенная угрызениями совести, приехала повидать похищенную.
– Знаю, знаю. Я ее просил передать привет.
– Мне бы страшно хотелось заполучить сюда племенного производителя.
– Никки не сможет. Когда ты пропала, он просто развалился на куски. Только ты сможешь собрать все заново, и то не уверен, что получится.
– Приблизительно так же выразился его папашка.
– Ты... Шан навещал тебя?
– Нет. Он прислал Николь.
– Понятия не имел, что она с тобой. – Чарли сам почувствовал свою гнусную – «ох, как отлично вышло» – интонацию. Не очень приятно понимать, что дочка «спускает с крючка» отца, по собственному ее выражению.
– Без нее у меня бы крыша поехала. Они с Великим Шаном пытаются, усыновив меня, вернуть Никки в семью. Что-то вроде теории пересекающихся кругов, это Николь так сказала. Если Шан правильно придумал, мы все только выиграем.
– Очень точно подмечено, детка. – Чарли поднял глаза и увидел перед собой Гарнет, несущую две сумки с провизией. – Пришла одна очень мощная особа, хочет сказать тебе пару слов. – Он протянул трубку Гарнет. – Это Банни.
– Как дела? Никки уже с вами?
– Никки вмерз в глыбу льда в Бостоне. Не могу его вытащить.
– Ну-ну, – вздохнула Гарнет. – У меня приблизительно та же проблема с вашим дорогим старым папочкой. Почему мужчины такие бездельники?
– Я бы предпочла другое слово.
– Все дело в том, Чарли, – сказала Гарнет, – что ты позволил Итало похитить твою бессмертную душу. За последние несколько месяцев, когда у тебя была полная возможность перевести собственность десятка компаний на Итало, ты не прикоснулся ни к одной. Ты жалуешься на обстоятельства. И страшно напоминаешь мне Никки. – Она раскладывала провизию по местам. Утреннее солнце зайчиками разбежалось по стенам гостиной, подслушивая разговоры.
– Я все же могу...
– Чарли, ты что, собираешься читать мне лекции о жизни в стране невежд?
– Я могу...
– Ты говорил – нация недоучек, настолько невежественных, что они не в состоянии оценить масштабы своего невежества...
Он молчал, залитый солнцем, словно актер на сцене. Но это была всего лишь небольшая размолвка, публика не планировалась.
– Как, в свете этого, назвать операцию, которую произвел над тобой Итало? – настойчиво продолжала Гарнет. – Как ты назовешь мужчину, который позволяет грязному старику уродовать свою жизнь? Чио Итало заставил меня уважительней относиться к человечеству. Если человеческая раса включает в себя экземпляры вроде него, тогда... – Ее голос сорвался.
Чарли откашлялся, прочищая горло.
– Старт был хороший, но потом он умыкнул Банни.
– Такие, как Итало, всегда держат заложников! Для того ему и нужны родственники. – Ее белые волосы, подстриженные по-прежнему не длиннее чем на дюйм, казались наэлектризованными. – Подумай, Чарли, он не тронет даже волосок на голове Банни. У тебя нет причин тревожиться, ты реагируешь автоматически, теряя голову от ужаса, что повелитель нахмурил брови.
Ее снова подхватил поток красноречия.
– Зачав священного малютку, Банни подарила тебе бесценную передышку, чтобы ты мог освободиться от своего дяди. Ты можешь сердиться на безответственное поведение Банни, но, пока она носит под сердцем инфанта и еще долгое время потом, она – предохранительный клапан для Итало. Она сделала то, чего он бы никогда в жизни не смог, – накинула узду на Великого Шана. Чио Итало застыл в благоговейном страхе. Шевелись, Чарли. Используй время!
Гарнет сделала глубокий вдох.