Павлик уже европеец. А правда, что в Москве на вещевых рынках все дешево? – переключилась вдруг она.
– Не знаю, – ответил Петя.
Они вышли из кафе. Петя сказал, что уже улетает. Мать с Павликом пошли провожать его до гостиницы. В автобусе – Петя хотел поймать такси, но мать повела его на автобусную остановку, и Петя послушно пошел – она опять полезла в сумочку и достала еще один пакетик.
– Совсем забыла. Я думала, вы проголодаетесь. – Мать достала два банана. Лежалые, с черными точками.
Павлик демонстративно отвернулся. Он вообще за все время не проронил ни звука.
– Петечка, а ты можешь мне лекарства прислать? – спросила мать.
– Лекарства?
Мать начала объяснять, что здесь, в Мюнхене, все успокоительные лекарства, даже самые простые, только по рецептам. А в Москве, ей рассказывали знакомые, без рецепта и дешевле. И какие хочешь. Матери нужны были сильные антидепрессанты.
– Хорошо, – сказал Петя, держа в руке полусгнившие бананы.
– Вот я тебе и списочек написала, – опять полезла в сумку мать. – Адрес мой на листочке, внизу.
Уже около гостиницы она расплакалась и кинулась к Пете обниматься. Ему стало неловко и противно – от матери пахло немытым телом и водкой. Но оттолкнуть ее он не решился. Только аккуратно снимал с себя ее руки. Но мать цеплялась за его рукава. Пришлось вести ее в бар гостиницы и совать в трясущиеся руки бумажные салфетки. Мать хлюпала носом и шумно сморкалась.
– Два коньяка и сок, – заказал Петя.
Павлик взял сок и демонстративно пересел за соседний столик. Он усиленно делал вид, что не знает ни Петю, ни женщину.
Мать, глотком опустошив рюмку, теребила салфетку и со всхлипами рассказывала Пете, как она не может больше жить. Нет никаких сил.
«Сорвалась» она, как выяснилось, не тогда, когда рассталась с отцом Пети. Она его сама бросила, о чем Пете сообщила с гордостью. А когда ее бросил второй муж – отец Павлика, которого мать любила больше жизни. Она попала в больницу – «с нервами». Страдала оттого, что не знала, как дальше жить без него. Но в больнице поняла, как жить – на успокоительном в лошадиных дозах. Когда таблетки закончились, жить опять расхотелось. За новыми нужно было ходить к психологам, которых Петина мать считала шарлатанами. Она полоснула по рукам бритвой.
– Ты знаешь, как долго я искала бритву, такую, опасную, как в России? – шептала, перегнувшись через стол, мать Пете. – Здесь только одноразовые станки. Ненавижу их всех. – Мать замолчала.
Петя в этот момент решал внутренний конфликт: заказать матери еще коньяка, чтобы продолжала рассказывать – он надеялся, что она вспомнит про него, про то, как переживала, оставив его маленьким, – или не заказывать? Он не хотел слушать про жизнь матери, в которой ему не было места. Она решила проблему сама – заказав водки. Официант посмотрел на Петю. Тому пришлось кивнуть.
Мать попала в больницу. Если бы не добрая соседка Света – знакомая, не то чтобы близкая, русская, тоже из Москвы, но на самом деле из Воронежа, только недавно переехавшая в Мюнхен, – неизвестно, что было бы с Павликом. Света забрала Павлика к себе.
– Светка – молодец. – Петя отметил, что мать уже плохо артикулирует. – Молодая, но знает, чего хочет. Она сильная. Я не такая. Представляешь, бросила мужа в Москве и приехала сюда одна, с сыном. И работу нашла. В жизни не пропадет. Умеет устраиваться. Она этих немцев, которые за Павликом пришли, быстро построила.
Петя слушал с ощущением, что это – про Светку, которая всех строит, – уже где-то слышал. От Ольги, что ли?
– Я ведь и травиться пыталась, – продолжала откровенничать мать, – голову в духовку, думала, засуну – и привет. Так нет же. Здесь все электрическое. Не то что в России. У вас газовые духовки, правда? – с неподдельным интересом уточнила она.
Петя лихорадочно соображал, как остановить словесный поток этой сумасшедшей, чужой женщины. Он даже подумал, что ведь могла произойти ошибка. Не тот телефон. Совпадение. И это не его мать. Его мать не может быть такой.
– А Павел? – спросил Петя, имея в виду, что матери есть ради кого жить.
– А пусть его папаша забирает. – Мать дернула рукой и опрокинула рюмку. – Пусть попробует так, как я. А то плюнул и думать забыл.
Петя подумал, что на него мать с отцом тоже плюнули и думать забыли. Еще он думал о том, что так и не знает главного – как ее зовут. Петино свидетельство о рождении потерялось. Тетя Геня придумала, что маму зовут Соня. Но Петя знал, что не Соня. Хотел узнать – после смерти тети Гени. Но все откладывал.
Соня, которая вторая жена отца, когда диктовала Пете номер телефона его матери, тоже ее имя не назвала – только фамилию. Говорила «она» или «эта».
Мать всегда была для Пети без имени, просто мамой.
Петя больше никогда не посылал деньги Соне. Матери лекарства он тоже не прислал. Никто из женщин больше так и не позвонил. Петя не задумывался о причинах.
Вернувшись в Москву, он спал трое суток. Вставал, шел в туалет, что-то ел и опять ложился. Проснулся окончательно, полез в шкаф за чистой рубашкой, и его стошнило слизью желтоватого цвета – на вешалках висели вещи Наташи. Петя умылся и позвонил Вете.
– Приезжай забери, – сказал он.
Вета приехала с Таней – чтобы быстрее разобрать шкафы. Но разбирать ничего не пришлось.
– Дядь Петь, а куда это девать? – испуганно спросила Вета, глядя на огромные коробки, аккуратно расставленные в коридоре.
Петя к приезду Веты подготовился – вызвал бригаду ребят, занимавшихся переездом, и попросил все упаковать. Ребята упаковали на совесть – картонные коробки были аккуратно заклеены скотчем и подписаны: «Женские вещи», «Фотографии», «Разное».
– Куда хочешь, скажи адрес, – кивнул Петя в сторону бригадира. Ребята курили на лестничной клетке, готовые грузить коробки. Вета сначала хотела назвать свой домашний адрес, но испугалась, что у матери случится истерика. И назвала адрес съемной квартиры.
– Ты ничего себе не оставил? – спросила Вета у Пети. В квартире не осталось ни одного напоминания о Наташе. Вета специально заглянула во все комнаты, ища следы. Ничего. Наташина жизнь уместилась в три большие коробки и одну маленькую.
Петя дернулся и мотнул головой.
Вета не знала, что делать – нужно было ехать с грузчиками, но дядю Петю оставлять одного не хотелось.
– Давай я останусь, посуду хоть помою, уберу здесь, потом приеду, – предложила Таня.
– Давай, спасибо, – согласилась Вета.
Но вечером Таня не вернулась. Позвонила.
– Слушай, он какой-то странный, – сказала Таня, – я останусь здесь. Мало ли что? Вдруг с сердцем плохо будет?
– Спасибо, – обрадовалась Вета. Ей нужно было завтра рано на работу, а у Тани в салоне два выходных.
Когда Таня вернулась через два дня, Вета поняла, что что-то случилось. Таня старалась на нее не смотреть.
– Ну, как там он? – спросила Вета.
– Нормально, насколько это возможно, – ответила Таня.
– Поможешь мне с коробками? – спросила Вета. Коробки так и стояли неразобранные.
– Нет, я сегодня не вернусь, он попросил с ним побыть, – ответила Таня.
– У вас что-то было?
– Было.
– Тань, как ты можешь? Ладно, он. А ты? А тетя Наташа?
