необходимости водить такси.

— Очень, — сказал я.

— Я находить вам английская девушка.

— Серьезно? — Мадрас, город без всяких видимых признаков процветания, казался самым неподходящим местом для проституток-англичанок. В Бомбее я бы поверил: щеголеватые индийские бизнесмены из отеля «Тадж-Махал», носившиеся на автомобилях мимо спящих на тротуарах людей буквально испускали запах богатства и определенно походили на перспективных клиентов проституток. Что до Дели — города конгрессов и делегатов — то мне рассказывали, что проституток из Европы там пруд пруди: они прохаживаются по вестибюлям роскошных отелей, суля услады каждым движением своих жизнерадостных бедер. Но в Мадрасе?

Таксист обернулся всем корпусом и перекрестил себе сердце, чуть ли не расцарапав грудь своими длиннющими ногтями:

— Английская девушка, английская.

— Эй, лучше за дорогой следите!

— Двадцать пять рупий.

Три доллара двадцать пять центов.

— Красивая девушка?

Английская, английская девушка, повторил он. — Вы хотеть?

Я поразмыслил. Меня притягивала не девушка, а ее жизненные обстоятельства. Английская девушка в Мадрасе отдается за гроши? Мне стало любопытно, где она живет, и как ей живется, и давно ли она здесь: как ее занесло в этот богом забытый край? Я вообразил себе неприкаянную беглянку типа Лины из «Победы» Конрада. В Сингапуре я как-то повстречал проститутку-англичанку. Она уверяла, что заработала целое состояние. Но дело тут было не только в деньгах: индийцы и китайцы ее устраивали больше, чем англичане. Последние дольше валандались, да к тому же норовили ее отшлепать.

Заметив, что я примолк, таксист сбавил скорость. И вновь обернулся ко мне, хотя движение было интенсивное. В свете фар сверкнули его кривые, покрасневшие от бетеля зубы. Он спросил:

— Пляж или девушка?

— Пляж, — сказал я.

Прошло еще несколько минут. Девушка — наверняка англо-индианка, и слово «английская» — лишь эвфемизм.

— Девушка, — сказал я.

— Пляж или девушка?

— Да девушка, девушка, в самом деле, — мне казалось, что он заставляет меня признаться в редкостно-порочных инстинктах.

Он лихо развернул машину, чуть не опрокинув ее, и помчался в противоположном направлении, бормоча:

— Хорошо — хорошие девушки — вы быть довольный — маленький дом — две мили — пять девушки.

— Английские девушки?

— Английские. Английские девушки.

В его голосе больше не слышалась непоколебимая уверенность просветленного, зато он кивал — наверно, пытался меня успокоить.

Мы ехали двадцать минут: по улицам, где у лотков горели керосиновые лампы, мимо ярко освещенных магазинов тканей, где продавцы в полосатых пижамах встряхивали рулоны желтой материи и расшитые блестками сари. Откинувшись на спинку сиденья, я смотрел, как за стеклами проплывает Мадрас: блеск глаз и зубов в темных переулках, ночные покупатели с полными корзинами, бесконечные ряды одинаковых дверей, которые можно отличить только по звучным надписям на вывесках: «САНГАДА ЛЕНЧ- ДОМ», «ВИШНУ БОЛЬНИЦА ДЛЯ ОБУВИ» и темный, как склеп «РЕСТОРАН ТЫСЯЧА ОГНЕЙ».

Таксист сворачивал, выбирая самые узкие переулки без единого фонаря. Мостовая кончилась. Я заподозрил, что он задумал ограбление; когда же мы оказались на самом темном отрезке ухабистой дороги уже где-то за городом, и таксист съехал на обочину и выключил фары, я уже не сомневался, что угодил в ловушку: в следующий же момент он воткнет мне под ребра нож. Какой же я дурак, что поверил в эти россказни об английской девушке за двадцать пять рупий! Мадрас далеко, мы на пустынной дороге, у слегка мерцающего в ночи болота, где посвистывают и хлюпают в воде жабы. Таксист расправил плечи. Я так и подпрыгнул. Он высморкался в ладонь и выкинул сопли за окно.

Я начал выбираться из машины.

— Вы сидеть.

Я сел.

Он ударил себя кулаком в грудь:

— Я приходить.

Он вылез, захлопнул дверцу, пошел по тропинке, ответвлявшейся от дороги влево, и пропал из виду.

Дождавшись, пока он отойдет подальше и не будет слышно даже шуршания травы, через которую он продирался, я потихоньку приоткрыл дверцу. Снаружи было прохладно. К запаху болота примешивался аромат жасмина. С дороги послышались мужские голоса — веселая болтовня; кто-то, как и я, шел сквозь тьму. Под ногами и вблизи я еще различал дорогу, но в радиусе нескольких футов ее скрывал мрак. До большого шоссе, по моим прикидкам, было около мили. Я решил пойти туда и разузнать, как тут с автобусами.

На дороге были лужи. Я второпях угодил в одну из них, попытался выбраться на сухое, но попал в самое глубокое место. Теперь я уже не бежал, а ковылял.

— Мистер! Sahib!

Я ускорил шаг, но таксист заметил меня и догнал. Теперь все…

— Вы сидеть, мистер! — окликнул он. Я увидел, что он один. — Куда вы идти?

— А вы куда идти?

— Я узнавать.

— Английская девушка?

— Нет английская девушка.

— Как это так — «нет английская девушка»? — мне все стало окончательно ясно, и я вконец струхнул.

Приняв мой страх за негодование, таксист принялся объяснять:

— Английская девушка — сорок, пятьдесят. Она такой, — он подошел почти вплотную, чтобы мне было видно в темноте, как он надувает щеки; он стиснул кулаки и ссутулился. Я расшифровал пантомиму: английская девушка — толстая. — Индийский девушка: маленький, хороший. Вы сидеть, мы ехать.

Выбора у меня не было. Куда бы я добрался, бросившись бежать по дороге? Да и таксист бы за мной погнался. Мы вернулись к такси. Он раздраженно нажал на газ, и мы покатили по ухабистой тропе, по которой он сходил пешком и вернулся. Кренясь с боку на бок, такси преодолело колдобины и с надсадным ревом въехало на холм. Да, это настоящая глушь. Куда ни глянь — темно, лишь в одной хижине свет. Маленький мальчик сидел на корточках у порога, сжимая в кулачке бенгальский огонь, — ему не терпится дождаться Дивали, праздника света. Выхваченное из мрака лицо мальчика, его худая рука, искорки в глазах. Мы подъехали к другой хижине, чуть побольше, с плоской крышей и двумя квадратными окнами. Она стояла на отшибе, на площадке, расчищенной среди джунглей, — так обычно расположены магазины. В окнах маячили темные головы.

— Вы идти, — сказал таксист, остановив машину прямо у двери. Я услышал хихиканье, заметил в окнах смуглые круглые лица и блестящие волосы. На границе света и тени стоял, прислонившись к стене, человек в белом тюрбане.

Мы вошли в грязную комнату. Я отыскал стул, присел. С низкого потолка свисала тусклая электрическая лампочка без абажура. Мне достался хороший стул — все остальные были поломаны или с рваной обивкой. На длинной деревянной скамье сидели несколько девушек и на меня глазели. Остальные столпились вокруг: ущипнут за руку и смеются. Они были очень маленького роста. Виду них был робкий и