- Саид Шамбаров… Са-Ша… А?
- Иван Васильевич, неужели?
- Пока это только предположение, причем сильно притянутое за уши, но оно имеет право на рассмотрение. Жаль Рупин не Валентин…
- Что делать будем?
- Перво-наперво поедешь к Парамонову и выжмешь из него информацию по Дробышевым до капли. Пусть напряжется и припомнит – откуда приехал Дробышев? Почему Парамонов уверен, что из Белоруссии, а не из Украины, например? Не видел ли Парамонов у Никиты наколок – уголовных, со смыслом или простых, для красоты? Не запомнил каких либо подробностей разговоров братьев? Любые мелочи… А сейчас баю-бай, усни дружок! Марш спать. И мне вы спаться бы не мешало.
*****
Алексей Буров стоял во дворе дома восемнадцать по Большой Ордынке и наблюдал как пожарные сматывают рукава брансбойтов. Две большие красные машины перегородили почти весь двор, по пути зацепив пару-тройку припаркованых автомобилей. И теперь хозяева этих автомобилей, сбежавшихся на призывы автосирен, довольно громко выражали свое недовольство.
Окна квартиры Дробышева зияли черными выгоревшими глазницами. Рядом плакала женщина из нижней квартиры, которую основательно залили при тушении пожара.
- Ой, мамочки! Только ремонт сделали! Только ремонт! Все же…все же залило!!! Пропало все! Вещи же, документы! Ой, мамочки!
- С кого? С кого спрашивать? – шептались во дворе. – Сам-то хозяин, говорят, сгорел…
«Самого» уже вынесли в пластиковом мешке и увезли. Но народ не расходился. Стоял группками и поглядывал вверх. По нынешним временам потеря квартиры сравнивалась с потерей близких и родных. Страховались редко и неохотно, не веря в страховые возмещения, а государство, отгородившись от погорельцев приватизацией, лишь сочувствовало, но на помощь не приходило. Рынок, сами должны понимать. Закон джунглей: выживает сильнейший.
Алексей высмотрел в толпе жильцов шустренькую, чистенькую, сухопарую старушку, резво перемещающуюся от одной группки к другой и вмешивающуюся во все разговоры. На лице у нее была написана истинная незамутненная радость от происходящего. Именно такие бабуси ценятся в процессе розыскных мероприятий на вес золота. И все-то они знают, и все-то они слышали, и все-то они видели, а если не слышали, не видели и не знают, то догадываются и имеют версии.
После удачно и ловко проведенного тактического маневра, Бурову удалось отсечь бабусю и загнать в угол. Едва он открыл перед ней удостоверение, старушка буквально пала в его объятия, преданно заглядывая в глаза. Взор ее сиял таким жадным огнем, что Алексей почти пожалел об успехе операции по ее отлову.
- Ко мне идемте, ко мне, - жарко шептала бабушка с придыханием, словно тащила в будуар на интимное свидание. – Видели, что твориться? А он мне: Вы, Роза Самуиловна, занимаетесь дрязгами и сплетнями… Вот тебе и дрязги и сплетни! Что он теперь скажет?
Алексей понял, что «он» – это участковый Парамонов. Бабушка Роза Самуиловна привела Бурова в идеальной чистоты квартирку и усадила, к его радости, не в будуар, а на кухню за стол. Из буфета она достала изящные полупрозрачные чашки, быстро намолола кофе и закинула его в кофеварку. При этом она трещала не переставая. Алексей отказался от попыток вставить в ее монолог хотя бы реплику и обратился в слух.
- Папенька мой был видный партийный деятель. Бывал в Кремле, Сталина видел, Молотова, Орджоникидзе. В доме его знали, раскланивались. Уважаемый человек! Никогда дрязгами и склоками не занимался, и деток не обучал. (Против подобной идеализации партийного функционера Алексей Буров готов был спорить до хрипоты, но только не с Розой Самуиловной). А сейчас? Нравы свободные, поведение бесстыдное! Если человек водит к себе женщин, я так и сигнализирую – водит к себе женщин. В не мерянных количествах, между прочим! В один день – брюнетка, в другой – блондинка, в третий – сразу двое! И сил у ирода хватало! Тьфу! Срамота! Или таблетки принимал, есть говорят такие, специальные, для «этого дела», - она брезгливо поморщилась. - А девки-то, девки! Раскрашены, намазаны! Ах, Алексей Михайлович, Вы не представляете, кого сейчас берут в правозащитные органы! Бездельников, взяточников и вредителей! В мои годы с таким сбродом поступали по иному, - Роза Самуиловна прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась, словно была кошкой и только что придавила особо крупную мышь. – Если у человека нет моральных принципов, то у него отсутствует честь, совесть, патриотизм, наконец. А если человек беспринципен, он готов за копейку, за медяк продать Родину, предать интересы страны! Вы согласны?
Алексей кивнул, но Роза Самуиловна без передышки неслась дальше по волнам. К слову сказать кофе она сварила отменный, Бурову не удавалось отведать такой и в дорогих кофейнях.
- Мой папенька не оправдывал себя, между прочим, демагогическими отговорками о полигамности мужчин! Он оставался верен маме до конца дней своих… Вот, что я называю мужским началом, а не тот разврат, которому предается большинство. А Вы видели какой у него царит беспорядок? Ах, да. Вы же у него не бывали… Там можно было спрятать мешки с гексогеном. Мешки! Если эксперты обнаружат в квартире следы наркотических веществ или оружие, лично я не удивлюсь! И что? Милиция им заинтересовалась? Нет! По телевизору каждый день взрывы, шахиды! Почему? Потому что милиция попустительствует! Закрывает глаза… Вы не знали его братца? Та еще личность! Женат, двое детей! Стыдно! И не тешьте себя надеждой, что кому-нибудь, кроме меня до этого безобразия имелось дело! Он мне: Вы, Роза Самуиловна, разводите дрязги и сплетни! Фи! …Еще кофе?
От крепкого кофе и от спертого воздуха, слоями стоящего в кухне, у молодого человека кружилась голова, но он героически кивнул. Ритуал с превращением зерен в божественный напиток повторился.
- Никита, несомненно слыл красавчиком! Глупые гусыни, навроде Любки, западают на такие, с позволения сказать, смазливые мордашки…
- А Любка это?…
- Любка – это соседка со второго этажа. Фифа, фу ты, ну ты! Идет, головы не повернет. Поздороваться или здоровьем поинтересоваться – Боже упаси! Ниже ее королевского достоинства! Как же, Светкина дочура! (Буров вспомнил монументальную Светлану Сергеевну с перекошенным от ярости и праведного гнева лицом. Вот оно как!) Светка тоже шалава, особенно по молодости была, пока не разъелась, но дочура ей фору даст! А уж за Киткой бегала, как кошка мартовская! Смотреть противно было… Женщина обязана блюсти честь! – старушка со значением поглядела на Бурова и тот всем лицом выразил согласие. Причем сразу со всем выше сказанным – от шалавы Любки до соблюдения чести всеми женщинами, какие есть на свете.
- Маменька моя покойная глаза не осмеливалась поднимать на посторонних то мужчин, - ударилась в сентиментальность Роза Самуиловна, даже край кружевного платочка к уголку глаза поднесла. - В гости если приходили, то улыбнется и сидит весь вечер возле мужа, как положено. Ни каких танцулек с посторонними, ни каких авансов! И я, до свадьбы даже за руку не позволяла себя брать! Мужу непорочная досталась, - голос ее изменился, потеплел, исчезли склочные нотки. - Это сейчас не ценится, а раньше и замуж бы не взяли… порченую-то, застыдили, во дворе пальцами показывали, а в приличный дом не пригласили…Погиб муж мой рано, и не пожили толком. Даже деток не успели завести, - и она смахнула платочком искреннюю, горькую набежавшую слезку с морщинистой щеки.
- Роза Самуиловна, откуда Вы знаете о том, что брат Никиты женат и что у него дети? – воспользовался Алексей образовавшейся в монологе паузой.
- Слышала, – не смущаясь ответила Роза Самуиловна, возвращаясь в привычный образ вездесущей соседки-правдоискательницы. – У меня как-то давно, по весне, розетка выпала, аккурат в той стене, что между нашими квартирами. Между прочим…Между прочим ведь чуть меня не спалил! Вот как строили в довоенное время, на страх, на совесть! А жили бы в коробках этих новостроенных – все соседи бы пострадали! Да, о чем я? – она потеребила серебряную ложечку на фарфоровом блюдечке. - О розетке… Я позвонила в жилконтору… Я старая, наивная женщина, во мне живет надежда, что каждый должен добросовестно выполнять ту работу, за которую он получает зарплату. В общем, мастера мне не прислали до сих пор. Так вот, молодой человек, у нас чтят героев труда и старых людей, так вот! Ну, как-то сижу я вечером, читаю, вдруг разговор… Прямо рядом! Я испугалась – думала воры залезли. Теперь же такое