захотел, то и делаешь, без всяких приказов и разрешений. Только теперь я по-настоящему начал это ценить. Намного изменилось к лучшему и мое отношение к родителям. Ведь именно они меня вырастили, воспитали, заботились обо мне, а я не всегда был им благодарен. Здесь же я, по большому счету, никому не нужен, и надеяться можно лишь на себя. Что дает армия? Может, сталкиваясь с плохим, начинаешь ценить хорошее. Те ребята, которые получают от своих родителей сразу всю массу материальных благ — машины, квартиры и другие материальные ценности, — считают это нормой. Некоторые родители, желая перещеголять друг друга в «крутости», все больше осыпают своих чад «золотым» дождем подарков, зачастую калеча их неокрепшие души.
Во многих странах состоятельные родители отдают своих детей в строгие учебные заведения со спартанским воспитанием, где все одеты в одинаковую форменную одежду, никаких излишеств. Здесь не пощеголяешь машиной, подаренной папой, не потратишь уйму родительских денег. Здесь авторитет зарабатывается другими способами. Молодой человек должен понять, что многие его амбиции необоснованны, он ничего пока не достиг в жизни, окружающий мир в целом агрессивен и равнодушен к его судьбе. Всё, что у него есть, — благодаря его родителям. Всегда нужна цель в жизни, и она должна быть созидательной, положительной. А чтобы чего-то достичь, нужно много работать и иметь терпение. Терпение и труд все перетрут. Некоторых испытания ломают, а других укрепляют.
Подобные и другие мысли приходили тогда мне в голову. Особенно ночью, «таща» службу, времени подумать было много. Понимал, что до службы что-то не доделал, относился к времени зачастую небрежно. После демобилизации изменюсь, думал я тогда. Я буду жить иначе, больше ценить свободу, время и многое другое, и постараюсь стать настоящим человеком, жизнь прожить не зря. Но это будет потом, в каком-то далеком, как казалось тогда, будущем. Ведь впереди непростые годы службы.
Самым тяжелым физически был наряд на ММК (мясомолочном комплексе). Невдалеке от части находились большой свинарник и коровник. Здесь службу несли несколько солдат, ухаживая за скотом.
Задачей наряда было вычищать клетушки, где жили свиньи. Навоз грузили на носилки и выносили. Затем — кормление, поение, уборка, и так весь день.
У одного солдата во время работы упала пилотка, на нее моментально набросились два хряка и буквально разорвали пилотку, вместе со звездочкой и иголками. Внешне невозмутимый прапорщик Марченко внутренне негодовал. Скверное настроение выдавал слегка подергивающийся правый глаз.
— Сволочь, — кричал он, — чтобы пилотку достал, скотина недоразвитая.
— Товарищ прапорщик, это не я, это свинья!
— Залепи дуло, урод. Я вас научу беречь казенное имущество. Родина вас поит, кормит, одевает, а вы, сволочи…
Из каптёрки раздавались глухие удары и всхлипывание солдатика. После этой экзекуции у провинившегося вся грудь была синяя, пуговица расплющена, как кувалдой.
Пару раз мне довелось пасти коров. Житель я городской, но с этой задачей справился успешно. Луга вдоль Днестра, мирно жующее стадо коров, масса улиток, ползущих в траве и я, в старой выцветшей форме (на грязные работы мы одевали подменку), с кнутом, не хватало лишь пастушьего рожка. Сами напрашивались ассоциации: пастушок в альпийских лугах, где-то в семнадцатом веке…
Как-то один украинский хлопец из первой роты, пасший стадо, уснул на лужку, а коровы поели на колхозном поле кукурузу. У этого «доблестного» пастуха потом были большие неприятности. Командир части, построив нас, долго кричал в микрофон, размахивая руками. Если кратко сформулировать его мысли, то получалось, что мы — подонки, конченые уроды и нас надо наказывать. А одного из самых главных подонков (уснувшего пастушка) отправят на пять суток на гауптвахту и на родину «героя», на место работы его родителей, отправят письмо, где укажут, что их сын, говно, последнее чмо и конченый урод, нанес непоправимый ущерб народному хозяйству.
— Сегодня ты спал в наряде, завтра уйдешь в самоход и нажрёшься водки, а послезавтра станешь предателем! — наконец закончил свою эмоциональную речь наш босс.
Караул был самым ответственным нарядом. Часовой с боевым оружием охранял объект, затем сменялся, немного отдыхал и снова на пост: в жару, дождь и стужу. Наряд рисковый. Опасным было то, что человек с оружием иногда стреляет, и по своим и по чужим. В армии была масса случаев гибели или увечья военнослужащих в караулах, но меня Бог миловал. За время моей службы не было не одного ЧП с караулом, за исключением пары случаев непроизвольного выстрела при разрядке автомата. Но всё проходило без жертв.
Готовились в караул достаточно основательно, командование понимало всю ответственность. Письма, пришедшие военнослужащим, до караула не выдавались, во избежание негативной реакции часовых, получивших дурные вести из дому.
Запомнился январь 1988 года — мы заступили в караул на ММК. Ночь была относительно теплой (всё-таки январь), пахло силосом, вдали виднелись огоньки жилищ. На душе было тоскливо, хотелось домой. Сменясь, я ехал грузовом автомобиле, в шинели, шапке, с автоматом и подсумком, смотрел на вечерний город. И вдруг поймал себя на мысли — сейчас же школьные каникулы! Вот это да! А здесь все по-другому…
В армии начинаешь по-иному относиться ко многим вещам. То, что на «гражданке» считалось нормальным, здесь было настоящим счастьем. Например, послушать любимую современную музыку. После прихода из увольнения один из украинских хлопцев принес плеер с записями зарубежной эстрады (привезли родственники). Он всю ночь слушал музыку, блаженно улыбаясь. И ничего больше для него тогда не надо было, только послушать музон. Как хотелось и мне на часок очутиться дома и тоже послушать любимые записи на своем катушечном магнитофоне «Комета».
Другая радость — вкусно покушать. Кормили в учебке сытно, но однообразно, к тому же не всегда успевал съесть свою порцию. Если удавалось покушать шоколад или выпечку, это было вообще прекрасно. Кстати, в отличие от родного Барнаула, где шоколадные конфеты и сгущенка в советское время были дефицитом, здесь всё это можно было купить в солдатском магазине. Снабжение продуктами и так называемыми товарами народного потребления в СССР было плановым. Привилегией пользовались многочисленные союзные республики, зачастую в ущерб самой большой — Российской советской федеративной социалистической республике (РСФСР). Вот и в этом далеком украинском городке было то, что днем с огнем не найти в столице Алтайского края. Освоившись, выкроив свободную минутку, можно было забежать в магазин и полакомиться, при наличии денег, конечно.
В нашей роте было несколько эстонцев. Им приходили огромные посылки со сладостями, журналами на эстонском языке. Держались они особняком, ни с кем не делясь и особо не общаясь. Моим соседом сверху (кровати были двухярусными) был один из эстонцев — рядовой Люкинд. Маленький, жирненький, он был чем-то похож на поросенка, его бормотание на смеси русского и эстонского чем-то напоминало хрюканье. И вот в одну из ночей он вместе со своим земляком рядовым Хонекеным долго ворочались, что-то жуя под своими одеялами и тихо переговариваясь. Насытившись, через несколько минут они заснули.
Взвод не спал, ощущая добычу. Голодные соседи шептали мне со всех сторон:
— Женя, возьми кулек конфет у этих эстонских крыс.
— Накажи козлов. Точить втихаря — западло.
— Говорят, эстонские конфеты очень вкусные. Ведь Люкинд щедрый парень, желает угостить своих боевых друзей.
Я осторожно достал из-под подушки Люкинда початую пачку конфет и пустил ее по казарме. Пока не было наших сержантов (они пили чай в каптёрке), практически весь наш взвод моментально поглотил эстонское лакомство. Вано, схватив из кулька пару конфет, быстро проглотил их, не развертывая. Животное.
— Люкинид п…рас первый клясс, — сделал он свое традиционное заключение, при этом громко выпустив скопившиеся за день ядовитые газы.
— Мытя, чмо, ты что ваняешь? Гандонь. Ты п…рас первый клясс, — он подошел к Митиной кровати и несколько раз сильно ударил кулаком по его извивающему телу, жуя при этом эстонские конфеты в обертке и грозно выпучив свои черные глазищи.
— Вано, Вано, прекрати, это не я, — жалобно бормотал Митя. — Давай поговорим, мы же разумные люди.
