— Думаю, нет.

— Она… видела мои… трусы?

— Она была далеко.

— Как тебе удалось втравить меня в это! — вдруг вспылила она. — Что нам теперь делать? Как я слезу с тебя, если люди сидят прямо здесь?

— Они не так уж и близко. И перегородки высокие. Это будет совсем нетрудно, по крайней мере пока темно.

Она в панике втянула воздух.

— А если будет антракт и они включат свет? Вроде бы для него еще не время, нет? А если сюда придут люди? О боже, Трев, — в ужасе всхлипнула она, прижавшись к нему лицом, — нас обязательно поймают!

Он погладил рукой шелковистые растрепавшиеся волосы в надежде, что она успокоится и дело не дойдет до истерики.

— Нет, не поймают. Официантка ушла. Все в порядке.

Ее неровное, прерывистое дыхание постепенно успокоилось, и, пока он держал ее, в нем росло чувство удовлетворения. Его таинственная леди отнюдь не такая распутница, какой хочет казаться. И если уж она расстроилась при мысли, что официантка могла увидеть ее трусы, значит, — он абсолютно уверен — она не танцевала на теннисном столе и не ублажала команду «Балтиморских иволг».

Но ведь в глубине души он это знал, просто хотел, чтобы она сама в этом призналась.

Сейчас же он хочет только одного: заняться с ней любовью. Поскорее и подольше. Хотел бы он, чтобы они были сейчас дома, без одежды и она лежала под ним. Как было бы хорошо — наблюдать за ее лицом, глазами, когда он будет погружаться глубоко, а она сжимать его в пароксизме страсти.

Снова возбужденный, он отклонил ее назад для поцелуя — горячего, проникающего и ничуть не сдерживаемого их рискованным положением. Скоро она утратила свою напряженность, растаяла на нем и застонала от возрожденного желания. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия. Она хотела его так же сильно, как он ее.

— Давай поедем домой, — пробормотал он нетерпеливо, — и сбросим одежду.

Она кивнула.

Трев сказал, что еще не видел ее обнаженной. В первый вечер они занимались любовью в темноте, сегодня — на людях.

Что-то в этих словах вызвало короткую вспышку тревоги в ее взгляде.

— Я… я всегда предпочитаю темноту. Так… интимнее. Яркий свет портит настрой.

Он недоуменно уставился на нее. Неужели она такая застенчивая, что стесняется показаться обнаженной или заниматься любовью при свете? Она, его леди ночи, его сумасбродная Мадам Икс… соблазнительница, которая даже сейчас остается с ним в любовном объятии, здесь, на людях?

Не может быть, дело не в застенчивости. Тогда почему?

Он выяснит это сегодня же!

Трев не собирался придавать большого значения ее настойчивому заверению, что свет во время любовных игр только «портит настрой». Пусть будет темно, потом в какой-то момент он как бы неожиданно включит бра. К тому времени она будет слишком поглощена страстью, чтобы вспомнить о своем странном протесте. Действительно, что за причуда? Он сделает все, чтобы она без колебаний обнажалась перед ним и днем и ночью.

Он твердо держал этот план в голове, одновременно пытаясь застегнуть джинсы. Джен тоже привела свою одежду в порядок, поправила прическу и допила вино. Трев бросил деньги за ужин на стол и быстро вывел ее из темного помещения театра, все еще возбужденный их любовной игрой.

Перспектива двухчасовой езды казалась невыносимой.

Джен как будто не видела его мук. Не успел он сесть за руль, как она обняла его, пробежала пальцами по волосам и прошептала:

— К чему такая спешка? Разве где-нибудь… пожар? — и стала раздувать этот пожар до бушующего пламени, покусывая его за шею, гладя грудь и бедра, и наконец опять стащила красные шелковые трусики.

Даже не доехав до скоростной трассы, он свернул с дороги в первое уединенное место, которое нашел, и прямо на переднем сиденье машины занялся с ней любовью. Не было никаких нежностей, только жаркий, взрывной секс. Никогда прежде он не овладевал женщиной с такой первобытной дикостью. Никогда женщина не отвечала ему с такой силой страсти.

Справедливости ради он должен был признать, что они измотали друг друга. Но за обратный путь он отдохнул и был полон эротических идей на предстоящую ночь, а Джен свернулась калачиком на сиденье и уснула.

Однако, когда он въехал на подъездную дорожку и заглушил мотор, она вскочила, подхватила свои сумки и исчезла в ванной.

— Джен! — позвал он. — Ты куда делась? Пусти меня! Или иди ко мне!

— Трев, я очень устала, ты же был ненасытен. Ее ответ поразил его. Он, разумеется, понимал ее усталость, но не мог понять, почему она не хочет прийти к нему в постель.

— Мы будем спать, — пообещал он. — Пока у тебя не откроется второе дыхание.

Но Дженифер была непреклонна, и он провел ночь один, размышляя над причинами, из-за которых она отказалась с ним спать. К утру он отбросил все, кроме одной: она готова заниматься с ним любовью всю ночь напролет, но в темноте.

Сидя утром в одиночестве за завтраком, он смотрел в окно на солнечный свет, сверкающий на серо- голубой поверхности океана. Эта женщина сводит его с ума. Она вырядилась в прозрачное платье, была крайне бесстыдна, занимаясь любовью на людях, а потом отказалась раздеться перед ним в спальне и ушла к себе, сославшись на усталость.

— Неужели я слышу запах бекона? — Тихий удивленный голос раздался из арочных дверей кухни.

— Изумительный нюх, дорогая, это бекон. — Один лишь звук ее голоса, одно лишь сознание ее присутствия уже возбуждали его, а возбудиться было отчего: в облегающих джинсах и белой блузке, завязанной на поясе, с густыми пепельно-русыми волосами, рассыпавшимися по плечам, с чистым, без всякой косметики лицом, еще с сонной утренней улыбкой, она была так прелестна, что хотелось тут же коснуться ее, притянуть к себе на колени и зацеловать до смерти.

Приблизившись к столу, Дженифер с вожделением посмотрела на блюдо с беконом, яйцами и тостами.

— Какой сюрприз! Ты, оказывается, много чего умеешь!

— Почему тебя это так удивляет? — парировал Трев.

Лукавые искорки заплясали в ее глазах, она явно хотела произнести какую-нибудь колкость, но вовремя сдержала себя.

— Ты… ты просто не похож на… повара!

Он с любопытством разглядывал ее. Неужели она подумала, что обидела его своим удивлением?

— Значит… ты любишь готовить? — настаивала она.

Но Трев решил не раскрывать свои карты, а постараться выведать ее тайны. Слишком много она скрывает, причем непонятно, почему. Иногда простой его вопрос приводит ее в отчаяние.

— Ну, если честно, то не очень. — Он небрежно откинулся на спинку стула. — Пришлось научиться самому необходимому, когда бабушка заболела, а сестра училась. Мы с братьями должны же были что-то есть. — Он улыбнулся и пододвинул ей блюдо. — Бери тарелку и угощайся. Можно разогреть в микроволновке. Кофе — на стойке позади тебя. Я рано встаю, вот и пришлось завтракать одному. — Он полюбовался легким покачиванием ее бедер, когда она пошла к шкафчику за чашкой. — Во мне слишком