Минэко, складывавшая костюм, бросила взгляд на Ёдзиро.

— В этой пьесе есть замечательная фраза: «Pitys akin to love»[39], - продолжал Хирота, снова энергично выпуская свой «философский» дым.

— В японской литературе, кажется, тоже есть нечто подобное, — вступил в разговор Сансиро, и все его поддержали. Но что именно — никто не мог припомнить. Потом каждый пытался перевести английскую фразу, но ничего не получилось.

В конце концов Ёдзиро высказал суждение, весьма для него нехарактерное:

— Перевести можно только в форме народной песни. Сам дух этой фразы народный.

После такого заявления решено было поручить перевод одному Ёдзиро. Подумав немного, Ёдзиро сказал:

— Что, если так… Не совсем точно, правда… «Милого жалею — потому люблю».

— Что за пошлость! — поморщился Хирота. — Нет, нет, не годится.

Это было сказано с такой забавной брезгливостью, что Сансиро и Минэко рассмеялись. Как раз в этот момент скрипнула калитка, и вошёл Нономия.

— Ну что, навели порядок? — спросил он, подойдя к веранде.

— Нет ещё, — быстро ответил Ёдзиро.

— Помогли бы немного, — подхватила Минэко.

— А у вас, я вижу, весело, — с улыбкой заметил Нономия. — О чём-нибудь интересном беседуете?

С этими словами он присел на край веранды вполоборота ко всем.

— Я перевёл тут одну фразу, а сэнсэй меня отчитал.

— Фразу? Какую же?

— Да так, пустяки, «Милого жалею — потому люблю».

— Что такое? — Нономия повернулся к Ёдзиро, — Это о чём, собственно? Не понимаю.

— Никто не понимает, — вмешался Хирота.

— Да нет, я просто в стиле песни сделал, а если точно перевести, то получится «Жалеть — значит любить».

— Ха-ха-ха. А как в подлиннике?

— Pitys akin to love, — сказала Минэко. У неё оказалось великолепное произношение.

Нономия встал, прошёлся по садику перед верандой, потом обернулся и сказал:

— А перевод и в самом деле удачный.

Сансиро невольно следил за Нономией — за его манерой держаться, за направлением его взгляда.

Минэко сходила на кухню, принесла свежего чаю и, подойдя к краю веранды, протянула чашку Нономии:

— Пожалуйста! — затем села и спросила: — Как здоровье Ёсико-сан?

— Да она, можно сказать, уже здорова, — ответил Нономия, принимаясь за чай, и повернулся к Хироте.

— Знаете, сэнсэй, мы, кажется, напрасно переезжали в Окубо, только время и силы потратили, придётся, наверно, снова переселяться в этот район.

— Почему?

— Сестре не нравится ходить в школу через поле Тояма. К тому же по вечерам она скучает, когда я допоздна засиживаюсь в лаборатории. Пока, правда, ещё сносно — мать живёт с нами. Но скоро она возвращается в деревню. А служанка такая же трусиха, как сестра… Вот морока, — не то в шутку, не то всерьёз вздохнул Нономия и обратился к Минэко: — Не желаете; ли, Сатоми-сан, завести себе компаньона?

— Охотно.

— А кого именно, Сохати-сан или Ёсико-сан?

— Это всё равно.

Один только Сансиро не участвовал в разговоре.

— Что же всё-таки вы намерены предпринять? — очень серьёзно спросил Хирота.

— Если пристрою сестру — останусь в Окубо. Не то придётся переезжать. Я уж подумываю, не поместить ли её в школьный пансион, а самому жить поблизости, чтобы мы могли часто видеться — ведь она ещё ребёнок.

— Тогда лучше всего у Сатоми-сан, — снова подал голос Ёдзиро.

Пропустив его слова мимо ушей, Хирота сказал:

— Можно бы и у меня на втором этаже, но куда деть Сасаки?

— Пожалуйста, сэнсэй, пусть на втором этаже будет Сасаки, — попросил сам за себя Ёдзиро.

— Ну, как-нибудь устроимся, — сказал, смеясь, Нономия. — Ёсико только что ростом велика, а так совсем ещё глупенькая. Всё просит сводить её на выставку цветочных кукол в Дангодзака.

— Вот и сводили бы, — сказала Минэко. — Я бы сама с удовольствием посмотрела.

— Давайте вместе пойдём.

— Непременно. И Огава-сан тоже.

— Разумеется.

— И Сасаки-сан.

— Нет уж, увольте. Я лучше в кино схожу.

— Искуснейшая вещь эти цветочные куклы, — заметил Хирота. — Нигде в мире, пожалуй, нет ничего подобного. И сделано это руками человека — вот что главное. Будь это люди, а не куклы, никто не пошёл бы на них смотреть в Дангодзака. Ведь их можно увидеть в любом доме.

— Весьма характерный для сэнсэя взгляд, — прокомментировал Ёдзиро.

— В бытность мою студентом, — сказал Нономия, — меня тоже нередко ошарашивали на лекциях такими суждениями.

— Сэнсэй, пошли бы и вы с нами на выставку, — попросила Минэко. Хирота ничего не ответил. Все засмеялись.

— Загляните кто-нибудь сюда на минутку, — донёсся из кухни голос старухи служанки.

— Я сейчас! — сразу вскочил Ёдзиро, в то время как Сансиро даже не двинулся с места.

— Пожалуй, мне пора, — поднялся Нономия.

— Уже уходите? — спросила Минэко. — Так быстро?

— На днях отдам то, что у вас взял, потерпите немного, — обратился Хирота к Нономии.

— Не беспокойтесь, — уже уходя, отозвался Нономия. Не успел он скрыться за калиткой, как Минэко, словно что-то вспомнив, вдруг сказала: «Да, кстати…» — быстро надела гэта, снятые ею у входа в дом, догнала Нономию, и они о чём-то заговорили.

За всё это время Сансиро не проронил почти ни слова.