— Мы поняли тебя, мамаша. Адиос!..

Он полз на четвереньках, спотыкаясь и обдирая руки, но все-таки продвигался вперед: легкие болели, а икры и бедра ныли от нагрузок. Но Фрэнчи ждала его на Наблюдательном Уступе и на первый взгляд казалось, что она в полном порядке. Брюеровская расщелина с ее долгожданной спасительной темнотой лежала за следующим поворотом z-образной тропы.

— Старуха осталась, чтобы отвлечь Хачиту, — задыхаясь, объяснил шотландец девушке. — Ей ничего не грозит.

— Дальше я не пойду, — внезапно сказала Фрэнчи. — Без нее не пойду.

— Она же для тебя эта сделала. Ты должна. Ступай!

— Нет, с места не сдвинусь.

Маккенна со всей силы врезал ей по лицу. Фрэнчи едва не сверзилась со скалы, но в последний момент удержалась и снова обрела равновесие. Пристально глядя на Маккенну, она вытерла кровь с лица.

— Лезь, — приказал старатель. — Игра закончена, мисс. Давай вперед. Поберегись, черт побери, оглядываться и, что самое главное, говорить.

Ее колебания можно было списать на ошарашенность, но Маккенне не было до этого дела. Он развернул девушку лицом вперед и, подтолкнув, отправил вверх по тропе. Фрэнчи закачалась, сделала два неверных шага и чуть было снова не свалилась. Но Маккенна встал за ее спиной и новым тычком послал непослушное тело вперед. На сей раз она все-таки грохнулась, и шотландец, как дикий кот, прыгнул за ней. Он швырнул ее вверх по тропе и, проклиная все на свете, изо всей силы хлестнул по заднице.

— Двигайся, черт побери! — вопил он. — Я не собираюсь помирать для того, чтобы ты смогла доказать свою храбрость. Ах ты, выродок, сучка! Я не получил от тебя ничего, кроме рукопожатий и головной боли. И теперь ты либо затащишь свой хвостище, которым заарканиваешь идиотов-раззяв вроде меня, в ту расщелину, либо я лично заколочу тебя в нее. Ногами.

Девушка побелела, как бумага, и заревела. Но все-таки поскакала вперед. Маккенна лез сзади и хотя его сильно мутило от собственной жестокости, темпа не сбавлял. Ему хотелось остаться в живых — жить, чтобы вытащить эту своенравную сиротку из каньона и доставить в любую приграничную семью, у которой хватит ума не отказаться ее приютить. Маккенна понимал, что сейчас все против них. И знал, пихая девицу вперед, ругаясь и пыхтя, что надо совершить невозможное, чтобы отвратить нависшую над ними смертельную опасность, в полной тишине двигающуюся следом.

То есть прикончить Хачиту. Как предки в доисторические времена — голыми руками.

Расщелина, к которой сейчас подбиралась белая парочка, формой напоминала след сверхъестественной молнии, ударившей в совершенно гладкую западную стену Сно-та-эй. То, что не ветер и не вода были ее создателями, — это Маккенна знал, но природу возникновения трещин понять не мог, пока не вспомнил о лавовых подтеках напротив Потайной Двери и возле Апачского Почтового Отделения. Движение пластов земли, отметил усталый мозг, пока его хозяин из последних сил рвался наверх. Древнюю скалу разбил на две части выброс лавы. Веками У-образное дно заполнялось обломками, кустарником, рахитичными сосновыми посадками, валунами и смытой сверху дождями породой, чтобы образовалась ненадежная смесь, из которой впоследствии вылепилась тропа, по которой сейчас ползли Маккенна и девушка. И пока он лез все выше вверх, до него дошла еще одна интересная примечательность происхождения тропы: несмотря на древность и невероятно изломанную структуру, некоторые ее части были усовершенствованы человеческими руками. И не сегодня, не вчера, не во времена вождя Наны, и даже не во времена испанских конкистадоров, задолго до них. Открытие заронило в сильно бьющееся сердце бородатого старателя луч надежды. Вполне возможно, оно объяснит то, что никак не мог понять шотландец в легенде Эдамса: как Брюеру удалось ускользнуть от засады, устроенной на продовольственный отряд, возвращающийся из Уингейтского форта? Просто-напросто спрятавшись в какой-то «норе, не больше кроличьей»? Эдамс объяснил, что Брюер, мол, «скрылся в скалах», а Брюер добавил насчет «норы». А вот карта старого Эна, назвавшего тропу за Наблюдательным Уступом «брюеровской расщелиной» кое-что объясняла. Маккенну поразил отход от традиционного названия. И сейчас, борясь за свою и за жизнь своей девушки и увидев, что на тропе остались следы деятельности древних, он понял, что предположения его не обманули. Если Маккенна прав и над тропой потрудились чьи-то руки, то, значит, их должно поджидать кое-что получше «кроличьей норы» Брюера. И вот через четыре поворота тропа закончилась перед глухой стеной.

Поначалу Маккенна ничего не мог понять. А затем увидел их. Стершиеся и засыпанные пылью веков. Но несомненные, как в тот день, когда их вырезали в застывшем потоке лавы, перегородившем поверхность трещины.

Ступеньки. Пятнадцать, может двадцать. Вырезанная в камне лестница. Ее сделали люди, жившие задолго до Христа, фараонов, майя, инков и ацтеков.

Фрэнчи, которая вцепившись в Маккенну, начала было снова задыхаться и хныкать от быстрого подъема и шока, вызванного внезапным тупиком, вдруг почувствовала, что цепкие руки старателя вырывают ее из тьмы безнадежности и разочарования.

— Хватит киснуть! — рявкнул Маккенна, хватая девушку за плечи и хорошенько встряхивая. — Смотри сюда: видишь вырубленные скалы? Это ступеньки, поняла? Эти дыры в скале — ступеньки! Им тысячи лет. Но главное, что они — здесь. Мы можем только молиться, чтобы они не привели нас в ад. Или чтобы он оказался интереснее этого каменного мешка. Давай, девочка, шевелись: мы еще живы!

— Глен, я больше не могу! Мне не одолеть даже одной ступеньки. Мне никогда не забраться на эту гору. Да еще по этим крошечным, плоским запилам!

— Эти крошечные запилы много лучше больших запилов, остающихся от топора Хачиты. Мы должны забраться, Фрэнчи. Не так уж крута эта скала, как кажется.

— Я постараюсь, Глен. Но я не слышу шума, и не слышала его с тех самых пор, как мы влезли в расщелину. Может, подождем и посмотрим?

Но Маккенна не собирался лезть без нее. Хотя и знал, что ступеньки — не тропа и так просто девушку по ним не погонишь. Она должна была сама захотеть лезть. Доисторический человек был проворен, как обезьяна, и он вырезал эти ступени не для двуногих девятнадцатого столетия после рождества Христова. Индейцы племен зуни или пуэбло могли устраивать на них спортивные состязания, биться об заклад, кто быстрее поднимется, или же карабкаться по отвесной скале вверх-вниз для того, чтобы поразить воображение своих любимых. Но для Глена Маккенны и Франчелии Стэнтон эта лестница содержала серьезную угрозу сорваться и упасть на безжалостное дно. В общем, смерть.

Но все равно, пусть лучше падение, чем топор Хачиты.

— Фрэнчи, — начал рыжий старатель, — ты когда-нибудь видела, как кошка играет на поляне возле мышкиной норки? Прыгает, скачет, в общем, ведет себя довольно развязно, не пытаясь спрятаться… Но лишь до тех самых пор, пока не появится мышь. После этого она не издает ни звука. В мгновение ока игра превращается в охоту. А теперь послушай: там внизу, — он указал на узкую горловину расщелины, — Хачита. Он вышел на охоту.

— Этот индеец казался таким милым, простым, немного печальным…

— Он — апачская кошка, а мы белые мыши.

— Ты думаешь, он охотится за нами?..

— Нет, не думаю. Знаю. Значит, так: либо мы забираемся по этой каменной стене, либо ждем его здесь. И делать выбор надо немедленно: лестница или сталь?

Фрэнчи содрогнулась и как-то незаметно ссутулилась. Если и не улыбка тронула ее губы, то по крайней мере попытка улыбнуться, и, увидев это, Маккенна гордо прижал девушку к груди. Примерно так старший брат ободряет младшего, впервые проползшего по железнодорожной эспланаде над рекой возле родного города.

— Ну и славно. — Он ухмыльнулся в ответ. — Женщины — вперед.

«Ступени» шли зигзагообразно и находились на расстоянии трех-четырех футов друг от друга. Всего их было двадцать две, и они покрывали расстояние в сорок футов по вертикали. Дважды девушка поскальзывалась и непременно упала бы, если бы жилистые руки Маккенны не поддерживали ее снизу. По унаследованным от шотландских предков особенностям натуры и по превосходной аризонской выучке, бородатый старатель был отменным хайлендером(Хайлендер — житель гор) и сейчас взбирался по каменной