могла сойти за улыбку, и чуть смягчила грубоватые черты его лица. — Но я, право же, подумал, что краткое упоминание о наших прежних связях поможет подготовить тебя к нынешнему заданию.

— Другими словами, мистер Хэллоран, вы полагаете, будто вашей ирландской лести удастся усыпить мой здравый смысл. — Значение ухмылки Шонто понять было нелегко. Она была жесткой как кремень, но непонятным образом согрета его добродушием или, по крайней мере, признанием жизни как она есть и чем движется. — Но вы напрасно растрачиваете свой пыл, — закончил он. — С тех пор, как на вашей службе я перестал ходить в тыл конфедератов, я дважды уже праздновал день рождения, и теперь меня не завербуешь просто ради похлопывания по спине, которым удостоят меня сограждане. С той поры, как война закончилась, я убедился, что на признательность правительства не купить и кисета табаку «Булл Дарем». Но так и знайте: это не к тому, что я сожалею о службе в «молчаливом департаменте». Просто не хочется кричать повсюду о своем геройстве. Особенно, если ты совершил великие дела во имя Севера, а потом вернулся зарабатывать себе на хлеб на Юге. Когда живешь в Техасе, мистер Хэллоран, не особенно стремишься напоминать местным жителям, что получал жалованье зелеными купюрами северян. Компренде?8

Хэллоран быстро кивнул.

— Не будь ослом, Чарли, — сказал он. — Эти джентльмены, Хартер и шериф Кейси, были тщательно проверены, прежде чем мы упомянули твое имя. Они не испытывают мук по поводу потерянного Дела Юга. Мы можем забыть отныне о твоей миссии военных лет.

— Очень признателен, что вы сообщили мне об этом, мистер Хэллоран. Да только вот я почему-то все время о ней вспоминаю. Между прочим, другой раз еще просыпаюсь в холодном поту. А теперь, значит, я могу об этом и позабыть. Здорово, правда?

— Шонто, — жесткое лицо Хэллорана вновь стало холодным, — подойди сюда, к окну. Я хочу кое-что тебе показать.

Он взял с конторки Хартера бинокль, и Шонто последовал за ним к задернутой занавеске. Там Хэллоран передал бинокль ему и тихо сказал:

— Погляди-ка туда, на балкон Дома Франклина. Расскажи о том, что видишь. Опиши в точности.

По его тону Шонто понял, что разговор дошел до сути. Он взял бинокль и навел на второй этаж, на галерею отеля — огражденную площадку, столь характерную для юго-западной архитектуры тех времен. Когда предмет наблюдения обрел резкость очертаний, он озабоченно нахмурился.

— Так, — начал он приглушенным голосом. — Я вижу человека. Он невысок. Может, немногим больше пяти футов. Стоит прямо, как шест в заборе. Крепко сбит. Широк в груди. Кожей черен как сажа, насколько можно разглядеть в свете ламп, падающем из окон комнаты напротив. Одет в черный костюм восточных штатов, который ему не по мерке, так же как белый стоячий воротничок и галстук. Черная шляпа, никаких сгибов, которую он носит прямо, как сомбреро. Длинные черные волосы, прихваченные на манер лошадиной гривы. — Он помедлил, прищурившись еще сильнее и глядя в бинокль. — Ну и ну, — добавил он едва слышно. — Черт возьми! Да это же индеец, наряженный в платье белого человека!

— Как раз это самое, — он и есть. — Они отвернулись от окна. — Там, на балконе, — продолжал Хэллоран, — стоит самый важный человек после Линкольна во всей Северной Америке. Я не могу назвать его имени, и для вас он останется известен под наименованием «Объект № 13», вплоть до того момента, как вы доставите его на поезд, ожидающий его в Толтепеке.

— Какой такой поезд в Толтепеке? — нахмурился Шонто. — С каких пор Центрально-Мексиканскую дотянули до этой дыры, населенной парой ослов?

— Как мы надеемся, с сегодняшнего дня, — сказал Хэллоран. — Идея заключается в том. что, подобно вам, никто не знает, что железнодорожная ветка была продолжена до самого Толтепека. Эти последние несколько тысяч ярдов полотна должны быть уложены сегодня. Игра состоит в том, что даже Ортега и «руралес» не будут знать обо всем до нужного момента. Или, узнав, не поймут, что на путях ждет готовый поезд.

— Это то, что я назвал бы игрой ва-банк, мистер Хэллоран. Этот «Объект № 13», должно быть, малый, стоящий целого состояния.

— Он его стоит, — ответил государственный служащий. — Во всяком случае, Чарли, этот поезд должен ожидать в полночь в Толтепеке. Если мы сможем доставить туда «Объект № 13», поезд пройдет Камарго еще до рассвета, и будет вне досягаемости Ортеги — если этот поезд ожидает в Толтепеке.

— Если — самое длинное в мире слово из четырех букв, — сказал Шонто. — Продолжайте, бросайте второй кирпич.

— Что ж, мы знаем, что между Эль-Пасо и Толтепеком нас поджидают серьезные враги. Нет нужды объяснять, каких врагов я имею в виду. Полагаю, что вы уже достаточно знакомы с полковником Ортегой и его «лойялистской милицией».

— Вот именно — мне этого знакомства вполне достаточно. Если вам все еще интересно, каким образом мне с Чамако довелось искупаться в Рио, — это случилось из-за встречи с лойялистской армией Ортеги, или по крайней мере, такой ее части, которой мне вполне хватило. Всего, кажется, человек двадцать. Они практиковались в меткости, стреляя по мальцу, плывущему через реку. Он ускользнул, пока они убивали его отца. Пострел занервничал под ружейным огнем и понес всадника. Влетел прямо в чертову стремнину. Через миг я понял, что положение мое не лучше, чем у мальца, и, посчитав, что двое могут проехать верхом с тем же успехом, я его выудил, и мы перебрались на американский берег, держась за хвост Пострела да набирая то и дело воздуху во время ныряний. Пора мне подыскивать себе другую лошадь. С моей профессией нельзя валять дурака, ездя верхом на истеричном вороньем корме вроде этого.

— Когда решите, как быть с Пострелом, — вставил шериф Кейси, — дайте знать. Я как раз подыскивал себе такую психованную лошадь.

— Так что же, Чарли? — заключил Хэллоран. — Подходит тебе это? Нам не следует задерживаться.

Шонто задумчиво кивнул, как человек, не терпящий спешки.

— Но вы ведь так и не бросили второй кирпич.

— Хорошо. — Хэллоран теперь говорил быстро. — Маленький человек в черном костюме везет с собой аккредитивное письмо — письмо Соединенных Штатов — на огромную сумму денег — говорят, что на пятьдесят миллионов. Пятьдесят миллионов долларов, а не песо. Они нужны, чтобы поддержать его революцию там, у себя. Мне не нужно говорить тебе, Чарли, сколько дали бы люди вроде Ортеги, чтобы предотвратить доставку этого письма в Мехико-сити. Эти деньги означают, что с мятежом будет покончено, покончено с лойялистами, как они себя именуют, и что революция победит и удержит власть. Как вы уже убедились, когда лошадь вынесла вас из-под огня, полковнику Ортеге приказано закрыть границу по всей провинции Чихуахуа. Вашей задачей является открыть ее.

Ухмылка Чарли Шонто выглядела сухой, как пыль.

— Черт, что может быть проще. Нет ничего такого, что я не сделал бы с десятью-двенадцатью ротами рейнджеров и полком регулярной кавалерии в придачу.

— Не до шуток, Чарли, — Хэллоран достал официальный на вид документ и протянул его Шонто. — Вот мои предписания. Тебе не обязательно их читать. Но просмотри вот эту приписку внизу, напротив подписи под государственной печатью той страны, за единство которой сражались мы с тобой, когда он призвал нас к тому.

Шонто посмотрел вниз страницы и медленно прочел вслух:

«…Всякому, оказавшему помощь подателю настоящего приказа в деле, выше изложенном, надлежит знать, что благодарность его Правительства и моя личная признательность будет ему выражена и не забыта.

Подпись: Авраам Линкольн».

— Господи! — промолвил Шонто, возвращая документ так бережно, словно это был оригинал Декларации независимости. — Отчего же вы сразу не сказали, мистер Хэллоран?

— Подобно вам, — улыбнулся Хэллоран, и па сей раз усомниться в характере его улыбки было невозможно, — я всегда оставляю лучший выстрел для последней мишени. Что скажешь, Чарли?

— Скажу: пошли. Ради него я пойду на медведя с голыми руками, при завязанных глазах. Кто еще со мной в этом деле?

— Только ты, Чарли. Я сопровождал нашего человека до сих пор. Шериф Кейси и агент Хартер занимались им здесь, в городе. Но отсюда до Толтепека он — твой груз. Если ты возьмешь его.