подскажете где, купим вам коней.
– Нам не нужны кони, воин, – мягко улыбнулся Фэгэраш. – Мы побежим рядом.
Если Куланн не поверил ему, то не высказал своих сомнений вслух. Когда все уже были в седлах, Каэ встревоженно предложила фенешангам выбрать, с кем они поедут, но те снова отказались, ослепительно улыбаясь и качая прекрасными своими головами. Сангасои тронули коней, и маленький отряд двинулся в путь.
– Знаешь ли ты, богиня, что Мелькарт и Ишбаал – суть две половины одного целого? – спросил ее Тотоя.
Он легко бежал рядом с Вороном, не опережая коня, не отставая от него, и при этом светски беседовал. Дыхание его оставалось легким и спокойным. Глаза Каэ медленно округлялись.
– Тебя удивляет наша выносливость? – Она энергично закивала. – А нас удивляет твоя способность прозревать истину. Мы этого делать не умеем, оттого на многие тысячелетия стали рабами Нонгакаев. Если ты пожелаешь, мы научим тебя бегать – это нетрудно.
Каэ опять заработала головой, которая стала уже немного уставать от этих упражнений. Но голос отказывался прорезаться.
– Про Мелькарта и Ишбаала мне рассказали, – произнесла она не без усилия.
– Кто?
– Гном.
– Гномы – прекрасные существа, – улыбнулся Тотоя. – Они заслуживают уважения, дружбы и прочих теплых чувств. Не сомневаюсь, все, что они сообщили тебе, это правда от первого и до последнего слова.
– У нас, правда, было не слишком много времени, поэтому я ничего не слышала о том, что Ишбаал заключен в пещере.
– Это очень древняя история, – сказал Мешеде. Он бежал столь красиво, что Тод, пристроившись возле него, не сводил глаз со странного человека, который с легкостью его обогнал с минуту назад.
– Лоллан Нонгакай – основатель рода Нонгакаев – был человеком кристальной честности и глубоких убеждений. Он одним из первых на Арнемвенде получил в свои руки опасный дар Мелькарта – талисманы Джаганнатхи. И был первым, кто смог отказаться от того могущества и власти, которые обещал ему повелитель Мелькарт. Сейчас на Имане его почти никто не вспоминает. Хассасины-хранители и матарии считают его виновником всех последующих бед, обрушившихся не только на континент, но и на весь мир. Единственное, что о нем знают, – это то, что он является основателем проклятого и преступного рода Нонгакаев, принесших много горя людям. В Эль-Хассасине его не любят, потому что он отказался от такой силы, о которой его потомки только мечтают. Вся история Безумных хассасинов – это одна затянувшаяся на века попытка вернуть некогда утраченное.
Мелькарт подарил Лоллану два талисмана: один для него самого, другой – для его сына. И тут непогрешимый, прекрасный герой Иманы – Лоллан Нонгакай совершил свою первую и главную ошибку в жизни, которая стала роковой. Он мог уничтожить опасные предметы, но предвидел множество бед, могущих обрушиться на его земли, и решил, что не худо иметь под рукой такое оружие. Он полагался на то, что его дети и потомки будут столь же разумными и честными.
Единственный раз Лоллан Нонгакай воспользовался подарком Мелькарта – когда поймал и посадил в темницу его второе Я, Ишбаала. Того самого, которому поклонялись все его потомки, рассчитывая вымолить прощение и наконец открыть тайну Лоллана. Если кто-нибудь из них сумеет освободить Ишбаала, то власть повелителя Мелькарта неизмеримо возрастет как здесь, так и по всему пространству Вселенной.
После трагической и внезапной гибели Лоллана его дети сумели захватить один из талисманов. Второй так и остался в пещере Ишбаала, замурованный в ней вместе со страшным богом. Но и силы одного предмета было достаточно, чтобы поработить нас, фенешангов.
– Скажи, Тотоя, – обратилась к нему Каэ, постепенно привыкавшая к его способности бежать наравне с конем, – если тебя не обидит этот вопрос: кто такие фенешанги?
– Мы вымершее племя, – с грустью отвечал темнокожий. – Мы дети прежних богов и смертных. Наши предания говорят, что когда-то, когда Ан Дархан Тойон пребывал в прекрасном теле, он посетил Иману. И влюбился здесь в смертную женщину из Игуэя. Игуэй – Древняя земля. Так что смертная тоже была не простых кровей.
Ан Дархан Тойон надолго поселился на Имане. Здесь родились его дети; здесь появилось их многочисленное потомство – народ фенешангов. От матери фенешанги унаследовали темную кожу, а от отца – белые волосы и синие глаза. Мы считались полубогами, и нас почитали. Земли Игуэя были объявлены заповедными: туда приходили за советом, за исцелением и помощью.
Но после Первой войны с Мелькартом все в мире изменилось. Ан Дархан Тойон и его брат Джесегей хоть остались живы, во всяком случае так говорят. Остальные погибли в сражении или умерли от ран вскоре после него. Когда темная тень Ишбаала простерлась над половиной Иманы и поглотила множество государств и народов, нас стали истреблять. Нас убивали унгаратты и матарии. Безумные хассасины и простые люди, которые очень боялись всего необычного. В конце концов осталось только четверо...
– Послушайте, а почему же вы не воевали?
– Это трудный вопрос, великая богиня. Сперва мы не воевали потому, что не приняли людей всерьез. Ну как, скажи, убивать младенцев? Как смотреть друг другу в глаза после этого? Люди были настолько слабее, настолько недолговечнее: такие хрупкие и несчастные, они вечно страдали от голода и болезней, быстро старились и умирали. Нам было жаль их. А когда мы опомнились, то большая часть нашего племени была уже уничтожена. А у людей появился талисман Джаганнатхи. Не знаю почему, но на фенешангов он действует сильнее.
– Как на меня камень Шанги?
Мешеде кивнул с выражением сочувствия на прекрасном лице:
– Сейчас Чаршамба уже готовит отряд, который будет сопровождать его на гору Нда-Али. Нам нужно торопиться. Никто не знает, чего можно ждать от этого человека...
– Или не совсем человека, – сказал Тотоя.
– Что ты имеешь в виду?
– Магнус описал тебе внешность короля Чаршамбы Нонгакая?
– Да, – не очень уверенно ответила Каэтана.
– Ему гораздо больше шестидесяти лет, но выглядит он не старше тридцатипятилетнего мужчины. Его молодость может длиться вечно: он хорошо заплатил за нее.
– Чем же платят теперь за вечную молодость?
– Сыном...
Чаршамба не выказывал никаких признаков гнева или даже неудовольствия. И Харманли Терджена это пугало гораздо больше, чем несколько казней, совершенных под горячую руку. Он маленьким смерчем носился по дворцу и его окрестностям, вынюхивая, выпытывая, выясняя. Его глаза-уши сбились с ног, а о настроении и душевном равновесии можно было даже не упоминать.
К вечеру Чаршамба принял единственное верное в подобной ситуации решение. Он приказал собрать отряд для похода к горе Нда-Али. Там он намеревался добыть второй талисман Джаганнатхи, чтобы с его помощью отыскать пропажу. Харманли Терджен предвидел этот ход и потому, задыхаясь от усталости, смиренно доложил повелителю, что отряд уже готов и ждет у главных ворот дворца.
Могущественный повелитель был жесток и свиреп, но отнюдь не безумен. И карал только за действительные, а не за мнимые провинности. И он прекрасно осознавал, что как бы ему ни хотелось сорвать свою злость на несчастном Харманли Терджене, тот нисколько не виновен в происшедшем. В конце концов, это сам Чаршамба упустил талисман. Король ни на минуту не заподозрил в краже фенешангов: он прекрасно знал, что они скорее умрут, чем прикоснутся к сокровищу Джаганнатхи. Враг, несомненно, был. И враг ловкий, сильный, расчетливый. Но чтобы с ним поквитаться, Чаршамбе Нонгакаю нужно было вернуть прежнюю силу. И эта сила до поры до времени дремала в пещере Ишбаала, на самой вершине желтой горы Нда-Али.
Безумные хассасины едва сдерживали своих коней; Харманли Терджен хриплым, сорванным голосом выкрикивал последние распоряжения, а король одевался в своих апартаментах, когда ему доложили, что