сочтем.

– Правда?.. – недоверчиво переспросил перстень.

– Честное слово. Лучше просвети меня, неразумную, на другую тему – как мне звать-то тебя?

– Наконец-то, – ворчливо сказал перстень, но по его тону было ясно, что он польщен и даже слегка размяк. – Меня зовут Нипегоньер...

– Как? – с нескрываемым ужасом спросила Каэ.

– Нипегоньер. И не вижу причин так удивляться этому скромному и звучному имени. Я же не комментирую всякие там нецелесообразные звукосочетания вроде «Магнуса» или «Номмо»; и уж вовсе умалчиваю о неблагозвучности таких перлов, как Каэтана, скажем. Нипегоньер – это вполне подходящее имя для существа моего возраста и общественного положения.

– Какое у тебя общественное положение? – спросила Каэ, не углубляясь в дискуссию со словоохотливым украшением о благозвучности имен.

Рубиновый глаз мигнул с неподражаемым достоинством и гордостью и объявил:

– К твоему сведению – чтобы потом не приставала, запомни сейчас, – я являюсь старшим советником ее могущества Кахатанны, Богини Истины и Сути, повелительницы великого Сонандана и сопредельных земель, таурты Хартума и наследницы эльфийского престола. Теперь ясно?

– Ясно. Только не ясно, кто я при этом раскладе.

Перстень какое-то время обдумывал вопрос, затем нашел верное решение и аж зашелся в радостном смехе:

– Ой, я как-то не учел, что это и есть ты. Ну, близкие отношения, сама понимаешь, не могут не влиять... Знаешь, называй меня по-дружески – Ниппи. Валяй, не стесняйся.

Куланн не без восторга наблюдал за тем, как менялось выражение лица его богини, одиноко сидящей в тени какой-то особенно разлапистой пальмы, как высоко взлетали брови, какая великолепная саркастическая ухмылка пропадала зря.

Уничтожение талисмана Джаганнатхи не проходило бесследно. Каэ некоторое время была очень слаба, хотя и не настолько, чтобы это состояние серьезно на что-либо влияло.

Ее друзья сидели немного в стороне, давая ей возможность отдышаться и переругаться с перстнем. Как недавно обнаружилось, заставить Ниппи замолчать можно было единственным способом – обидеться и надуться. А Каэ было необходимо его молчание и несколько минут размышлений в тишине.

Магнус притащил с собой из дворца Чаршамбы Нонгакая не только желанный талисман, но и четырех существ столь странного, диковинного вида, что с первого же взгляда на них стала ясной их нечеловеческая природа. Фенешанги казались милыми и добрыми, дружелюбными и доверчивыми, но сама причина их появления не могла не настораживать. С равным успехом те, кто называл себя фенешангами, имели возможность помочь и погубить.

Имена у них были под стать внешности: Мешеде, Римуски, Тотоя и Фэгэраш. Они отрекомендовались сразу, как только вышли следом за Магнусом из пространственного коридора, не дожидаясь, пока рты у изумленных друзей захлопнутся и они будут в состоянии задавать вопросы. Магнус краснел и бледнел, не имея слов объяснить, каким образом в замершем дворце оказались столь подвижные существа; но так как талисман Джаганнатхи он принес, а фенешанги не мешали, как не помешали и самой Каэтане уничтожить его, то подозревать их пока что было не в чем.

Они расположились особняком – под отдельной пальмой, где разлеглись на песке с непередаваемым выражением неги и блаженства на прекрасных, нечеловеческих лицах.

Наконец Каэ в сердцах сплюнула на песок, и это послужило сигналом окончания разговора с Ниппи. Она могла быть трижды Матерью Истины, но он умел подковырнуть ее так, что в глазах темнело не то от смеха, не то от ярости.

Фенешанги даже не шелохнулись, когда друзья собрались в кружок у расстеленного прямо на песке плаща. Несколько сангасоев недавно поохотились, и весьма удачно. Теперь всем предстояло оценить их кулинарные способности, весьма, кстати, развившиеся после общения с бароном Вентоттеном.

– Как там наш барон? – вздохнул Номмо. Мысли его текли по извилистому, но знакомому руслу: еда – приправы – рецепты – салат Вентоттена – барон Вентоттен.

– Как там мы? – внушительно заметил Куланн и обернулся к Барнабе:

– Я правильно понял, что погоню мы задержать не сможем?

– Я не всесилен, – буркнул тот.

– Я не утверждаю, а только спрашиваю. Если нет, то после еды нам необходимо прыгать в седла и мчаться к горе Нда-Али. Иначе я не ручаюсь за нашу безопасность.

– Ездить верхом на полный желудок – вредно, – вздохнул Магнус. – И я соглашаюсь с Куланном под давлением обстоятельств и с глубокой скорбью. Глубокую скорбь прошу отметить отдельно.

– А с этими что делать? – спросил Номмо, указывая головой в сторону мирно отдыхающих фенешангов.

Могаллан и Кобинан переглянулись.

– Если верить преданиям, – начал Могаллан, – то это самые древние жители Иманы, древнее эльфов. Они им чем-то сродни, тоже волшебники, тоже практически бессмертны. Но их постепенно уничтожили, одного за другим, – этих и в помине не должно быть.

– И что это нам дает? – спросила Каэ. – Ладно, нужно их позвать к столу. Послушаем, что они сами о себе скажут.

Она встала с видимым трудом, и Куланн подумал, что по-настоящему ей следовало бы отдохнуть неделек этак несколько возле благословенного моря, поплавать в теплой, крепко-соленой воде.

– Присоединитесь к нам? – Каэ присела на корточки возле отдыхающих фенешангов.

– С удовольствием. Если не помешаем, – ответил один из них. Если ей не изменяла память, то Римуски.

Через несколько минут они уже управились с солидными порциями мяса (это была какая-то гигантская рептилия, что никого не обескуражило – жаркое вышло отменное).

– Мы вам сочувствуем, – сказал Тотоя. – Мы бы сами на вашем месте чувствовали себя неуютно. И мы просим прощения за то, что создали вам дополнительную трудность, но у нас не было другого выхода.

– А сейчас? – спросил Могалланг

– А сейчас есть. – Мешеде расцвел в ослепительной улыбке. – Мы ведь были пленниками, рабами. Но мы были рабами не человека Чаршамбы Нонгакая, что бы он сам ни думал по этому поводу. Мы были рабами того кошмара, который он носил на груди. Когда Магнус снял с него талисман Джаганнатхи, мы не могли не последовать за ним, и это было нам на руку, – кто знает, что сделал бы с нами во гневе король. И только когда Каэ уничтожила талисман, мы стали свободными в полном смысле этого слова. Теперь внутри нас свободно все: наши мысли, чувства, умения. И мы хотим воздать вам за это доброе дело.

– Мы проведем вас к горе Нда-Али и поможем во всем, – предложил Фэгэраш. – Сейчас во дворце Чаршамбы начнутся поиски, но паники не будет. И сам Чаршамба Нонгакай, и его Старший магистр Харманли Терджен не те люди, которые теряют голову или поддаются унынию и тоске. Они примут решение взять из пещеры Ишбаала второй талисман, на силе которого зиждется могущество дома Нонгакаев и власть хассасинов над этой землей. И уже с его помощью попытаются разыскать тот, который только что был уничтожен.

– Итак? – заинтересовался Куланн.

– Великая богиня должна спешить. Ее путь лежит на гору Нда-Али, в пещеру Ишбаала, где заживо похоронен этот грозный бог.

– Что значит «заживо похоронен»? – удивилась Каэ.

– Если вы ничего не знаете об этой истории, то мы ее расскажем, но только по дороге, – сказал Тотоя.

– Дельное предложение. – Куланн поднялся на ноги, дожевывая кусок сочного мяса, отряхнул песок с одежды. Затем дал сигнал всем собираться в путь.

Сангасои кинулись седлать лошадей, засыпать песком кострища, уничтожать малейшие следы своего пребывания на берегу. Барнаба, кряхтя, отправился к своему коню – жаловаться на скорбную свою жизнь. Номмо и Магнус ни на шаг не отходили от фенешангов – настолько те казались им чудом.

– Посажу вас за спину солдатам, – сказал Куланн, обращаясь к темнокожим. – Где-нибудь, если