места и принести назад в целости и сохранности;

в-седьмых, он обещает быть нашим союзником в случае войны с враждебным нам островом Блефуску и употребить все усилия на то, чтобы уничтожить неприятельский флот, который угрожает нашим берегам;

в-восьмых, Человек-Гора обязан в свободные часы оказывать помощь нашим подданным на всех строительных и прочих работах: поднимать самые тяжёлые камни при сооружении стены главного парка, рыть глубокие колодцы, рвы, выкорчёвывать леса и протаптывать дороги;

в-девятых, Мы поручаем Человеку-Горе измерить шагами всю нашу империю вдоль и поперёк и, сосчитав число шагов, доложить об этом нам или нашему государственному секретарю. Поручение наше должно быть исполнено в течение двух лун.

Если Человек-Гора клянётся свято и неуклонно исполнять всё, чего Мы требуем от него, Мы обещаем даровать ему свободу, одевать и кормить его за счёт государственной казны, а также предоставить ему право лицезреть нашу Высокую Особу в дни празднеств и торжеств.

Дано в городе Мильдендо, во дворце Бельфабораке, в двенадцатый день девяносто первой луны нашего славного царствования.

Гольбасто Момарен Эвлем Гердайло Шефин

Молли Олли Гой, император Лилипутии».

Как только Гулливер получил свободу, он попросил у императора позволения осмотреть город и побывать во дворце. Много месяцев смотрел он на столицу издали, сидя на цепи у своего порога, хотя город и был всего в пятидесяти шагах от старого замка.

Разрешение было дано, но император взял с него обещание не поломать в городе ни одного дома, ни одной изгороди и не растоптать нечаянно кого-нибудь из горожан.

За два часа до прихода Гулливера двенадцать глашатаев обошли весь город. Шестеро трубили в трубы, а шестеро кричали:

– Жители Мильдендо! По домам!

– Куинбус Флестрин, Человек-Гора, идёт в город!

– По домам, жители Мильдендо!

На всех углах расклеили воззвания, в которых было написано то же самое, что кричали глашатаи.

Кто не слышал, тот прочёл. Кто не про– чёл, тот услышал.

Гулливер снял с себя кафтан, чтобы не повредить полами трубы и карнизы домов и не смести нечаянно на землю кого-нибудь из любопытных горожан. А это легко могло случиться, потому что сотни и даже тысячи лилипутов взобрались на крыши ради такого удивительного зрелища.

В одном кожаном жилете подошёл Гулливер к городским воротам.

Всю столицу Мильдендо окружали старинные стены. Стены были такие толстые и широкие, что по ним свободно могла проехать лилипутская карета, запряжённая парой лошадей.

По углам возвышались остроконечные башни.

Гулливер перешагнул через большие Западные ворота и очень осторожно, боком, прошёлся по главным улицам.

В переулки и маленькие улочки он и не пытался ходить: они были такие узенькие, что Гулливер опасался застрять между домами.

Почти все дома в Мильдендо были в три этажа.

Проходя по улицам, Гулливер то и дело наклонялся и заглядывал в окна верхних этажей.

В одном окне он увидел повара в белом колпачке. Повар ловко ощипывал не то жучка, не то муху.

Приглядевшись, Гулливер понял, что это была индейка.

Возле другого окна сидела портниха и держала на коленях работу. По движениям её рук Гулливер догадался, что она вдевает нитку в игольное ушко. Но иголку и нитку разглядеть нельзя было, такие они были маленькие и тоненькие.

В школе дети сидели на скамейках и писали. Они писали не так, как мы – слева направо, не так, как арабы – справа налево, не так, как китайцы – сверху вниз, а по-лилипутски – вкось, от одного угла к другому.

Шагнув ещё раза три, Гулливер очутился около императорского дворца.

Дворец, окружённый двойной стеной, находился в самой середине Мильдендо.

Через первую стену Гулливер перешагнул, а через вторую не мог: эта стена была украшена высокими резными башенками, и Гулливер побоялся их разрушить.

Он остановился между двумя стенами и стал думать, как ему быть. Во дворце его ждёт сам император, а он не может туда пробраться. Что же делать?

Гулливер вернулся к себе в замок, захватил две табуретки и опять пошёл ко дворцу.

Подойдя к наружной стене дворца, он поставил одну табуретку посреди улицы и стал на неё обеими ногами.

Вторую табуретку он поднял над крышами и осторожно опустил за внутреннюю стену, прямо в дворцовый парк.

После этого он легко перешагнул через обе стены – с табуретки на табуретку, – не сломав ни одной башенки.

Переставляя табуретки всё дальше и дальше, Гулливер добрался по ним до покоев его величества.

Император держал в это время со своими министрами военный совет. Увидев Гулливера, он приказал открыть окно пошире.

Войти в залу совета Гулливер, конечно, не мог. Он улёгся во дворе и приставил ухо к окошку.

Министры обсуждали, когда выгоднее начать войну с враждебной империей Блефуску.

Адмирал Скайреш Болголам поднялся со своего кресла и доложил, что неприятельский флот стоит на рейде и, очевидно, ждёт только попутного ветра, чтобы напасть на Лилипутию.

Тут Гулливер не утерпел и перебил Болголама. Он спросил у императора и министров, из-за чего, собственно, собираются воевать два столь великих и славных государства.

С разрешения императора государственный секретарь Рельдрессель ответил на вопрос Гулливера.

Дело обстояло так.

Сто лет тому назад дед нынешнего императора, в те времена ещё наследный принц, за завтраком разбил яйцо с тупого конца и скорлупой порезал себе палец.

Тогда император, отец раненого принца и прадедушка нынешнего императора, издал указ, в котором запретил жителям Лилипутии под страхом смертной казни разбивать варёные яйца с тупого конца.

С того времени всё население Лилипутии разделилось на два лагеря – тупоконечников и остроконечников.

Тупоконечники не захотели подчиниться указу императора и бежали за море, в соседнюю империю Блефуску.

Лилипутский император потребовал, чтобы блефускуанский император казнил беглых тупоконечников.

Однако император Блефуску не только не казнил их, но даже взял к себе на службу.

С тех пор между Лилипутией и Блефуску идёт непрерывная война.