распахнул дверь.

            В гридницу вошел донельзя усталый, запачканный дорожной грязью до самого шлема, воин.

            - Ну, и чего ты привез? – с напускной строгостью накинулся на него Святополк.

            - Послание… князя своего… Давыда Всеславича… князь на словах велел передать – рад, счастлив, готов с вами идти до конца! – с трудом ворочая от усталости языком, промолвил гонец.

            - Хм-мм… до конца!..

            Великий князь взял протянутую ему грамоту, осмотрел печать и, сорвав ее, углубился в чтение.

            - Что пишет? – заглядывая ему через плечо, живо заинтересовался Мономах и радостно воскликнул: - Ну, вот видишь, даже бывший наш враг согласен! И… уже выслал дружину?!

            - Да, и это - уже третья такая грамота! – с уважением покосившись на брата, кивнул Святополк, до которого только сейчас, возможно, начал доходить размах того дела, на которое подвигнул его Мономах.

            А тот радовался, как в дни ранней юности, когда не легли еще на его плечи бремена княжеской власти.

- Мчат, мчат гонцы, загоняя коней! Вся Русь поднимается! – повторял он, и вдруг ахнул: - А мы, за множеством дел, в Смоленск еще никого не послали!

            - У меня нет гонцов! Одни в пути, а тех, что вернулись, теперь не поднимешь! – предупредил Святополк.

            - Ничего, своего личного отправлю! – успокоил его Мономах. - Эй, - подозвал он младшего дружинника. – Ну-ка позови сюда Доброгнева! - и, уже обращаясь к игумену, спросил: - Грамота хоть готова, отче?

            - А как же? – позевывая в кулак, подошел тот. - Слава Богу, заранее написал!

            Вошедший гонец, рослый, почти как Святополк, и такой же бородатый, низко поклонился князьям.

            - Хороший у тебя гонец! – с завистью заметил Мономаху великий князь. – Настоящий богатырь.

            - А он и есть богатырь! – усмехнулся тот. – У меня все гонцы крепкие. И мечом, и щитом владеют не хуже дружинника, а этот… Как я узнал однажды, что он в дозоре с целым отрядом половцев не побоялся схватиться, да увидел его, с тех пор для самых важных дел при себе держу. Ну что богатырь, стоишь? На, читай! Знай, что везешь!

Гонец, шевеля губами, привычно ознакомился с грамотой, которую показал ему игумен, и просветлел лицом.

            - Запомнил? – спросил Мономах.

            - Еще бы! Такую грамоту не запомнить! А что забыл – по дороге вспомню! – радостно отозвался он.

            - Тогда запечатывай, отче!

            Игумен достал из мешочка свинцовую заготовку, взял щипцы с двумя матрицами и, морщась от усилия, скрепил грамоту печатью с изображением святителя Василия Великого, имя которого во святом крещении носил Мономах, и надписью: «Господи, помози рабу Твоему Василию».

            - Свою печать тоже поставишь? – с готовностью протянул брату грамоту Мономах, но тот только устало махнул рукой:

            - Одной твоей хватит! И так едут!

            - А коли так… - Мономах, поцеловав печать, весомо вручил грамоту гонцу и показал ему рукой на дверь: - Тогда поспешай с Богом!

            Гонец снова поклонился князьям, быстрым шагом вышел из гридницы, затем, грохоча по ступеням крыльца, из терема и, сев на коня, поскакал по улицам просыпающегося стольного града Киева.

            Ни ему, ни Мономаху не было ведомо, что в коридоре великокняжеского терема, один из слуг, словно невзначай, спросит у вышедшего из двери усталого писаря:

            - Куда это ни свет, ни заря так спешно послали гонца? Чуть было не сбил меня по дороге!