- И на нашей смоленской, теперь, надеемся, и на твоей земле!
- Которой, между прочим, и твой великий прадед правил!
Князь Мстислав, опираясь на рукоять посоха, чуть наклонился вперед и, чтобы дальше не томить и без того заждавшихся людей, наконец, сказал:
- Я… согласен быть вашим князем!
- Слава Тебе, Господи! – закрестились, зашептали, принялись радостно подталкивать друг друга бояре. – Услышала нас Пресвятая Богородица! Помогли святые Борис и Глеб, и все святые угодники Божии!..
- Но! – повысил голос Мстислав. – Не обессудьте, соглашаюсь властвовать над вами - только до возвращения своего брата Романа Ростиславича.
- Вот те раз!
- Но, княже… - ахнули от досады бояре.
- В дела я ваши особо вникать не буду. Суд править тоже не стану! – сразу предупредил князь, и раздалось еще более горестное:
- Но почему?!
- Или мы так не любы тебе?
- Отчего же? Любы! Я ведь давеча говорил, как мне нравится все у вас! И сейчас готов повторить… Однако у меня много важных дел и в других местах Руси! – ответствовал князь. – К тому же Смоленская земля – это вотчина моего старшего брата, и кому, как не вам, лучше других знать об этом? Ну а я, - улыбнулся он в густые светлые усы, - замолвлю за вас словечко перед ним, когда он вернется из Киева.
Мстислав оглядел примолкших бояр и уже с нескрываемой угрозой добавил:
- Не вечно же ему засиживаться там!
Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели. Конечно, хотелось им навсегда получить себе в правители такого князя, как Мстислав Храбрый. Но, уже совсем поостыв от бунта, они понимали, что в случае возвращения Романа, а оно неизбежно, как зима после тепла, - в последнее время никто из князей надолго не мог удержаться в Киеве - многим из них придется отвечать за него не только домами, казной, но и головой… А так – глядишь, и правда, и волки окажутся сыты, и овцы целы…
Тем более, Мстислав лишь по чину младший брат среди могущественных Ростиславичей, а на самом деле… Все помнят, как поступил он, когда стоявший тогда во главе Руси Андрей Суздальский послал к ним своего мечника с грозными словами: «Вы – мятежники! Область Киевская есть мое достояние. Велю вам немедленно удалиться из нее вон!» Тихий Роман не спорил и возвратился в Смоленск, но средние братья воспротивились. А Мстислав, навыкший от юности не бояться никого, кроме единого Бога, тот и вовсе велел остричь голову и бороду послу князя Андрея и отправить назад со своими словами:
«Теперь иди к своему князю и повтори ему мои слова: доселе мы уважали тебя как отца. Но когда ты не устыдился говорить с нами, как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш княжеский сан, то не страшимся угроз. Исполни оные: идем на суд Божий!»
Такие слова означали начало войны. И оскорбленный бесчестием своего посла князь Андрей немедленно стал готовиться к ней. Он тут же призвал под свой стяг воинов: суздальских, белозерских, новгородских, муромских, рязанских... Даже князь Роман, как ни любил своих братьев, вынужден был послать своих дружинников в это войско… Собрав рать в 50 тысяч воинов, которую по пути должны были еще больше усилить своими дружинами подвластные ему полоцкие, туровские и пинские князья, Андрей поручил предводительство над ними Святославу Черниговскому, из рода мятежного Олега, с приказом изгнать средних Ростиславичей с Руси, а дерзкого Мстислава привести во Владимир.
Несметная рать с двадцатью князьями, в которую влилось еще множество киевлян, берендеев и торков, осадила Вышгород, где с братом Давидом и его полком заключился храбрый Мстислав.
К счастью, в стане осаждавших не доставало усердия и согласия: одни князья не любили самовластия Андрея, другие - коварства Святослава, а третьи тайно доброжелательствовали Ростиславичам… И ничтожная крепость, обороняемая едва ли не горсткой людей, не только выстояла, но и победила. Как тут же записали об этом в своих летописях ученые монахи, Само Небо покровительствовало Герою в ратоборстве с более сильным противником. После этого звезда суздальского князя стала явно клониться к своему кровавому закату, и незлопамятные Ростиславичи снова вступили с ним в мир, обещая успокоить южную Русь, но с условием, чтобы тот уступил Киев Роману Смоленскому. Однако ответа дождаться не успели: суздальский князь кончил жизнь