что бунтует матросню… — Что за это?.. — Франков куча. Увольнение домой…— Жак поднялся: «Вот так случай! Шаг — и служба за кормой…» Он детей в объятья схватит, он прижмет к себе жену… Так подумал, но некстати громко бросил в тишину: — Я, месье, вам не собака, чтоб вынюхивать следы… Дома пять детей у Жака. Кулаки господ тверды. Улыбаться Жаку трудно. Замечают моряки: длинный Жак несет вдоль судна, как награду, синяки! * * * …Летит в пространстве шар земной, волнуя облака. И дождь, веселый и шальной, пропахший хлебом и весной, стучит в его бока. Как брага, бродит месяц март предчувствием цветов. Того гляди, войдут в азарт оркестры соловьев. Вскричать бы: — Время, подожди! Цветы взойдут, маня… Вы их, пожалуйста, дожди, полейте за меня. Смешной бутуз, чужой сынок, пройдет в сиянье дня. Его ты, добрый ветерок, погладишь за меня. Друзья! Пускай никто из вас не проклянет Людей! В Одессе — март, и март сейчас во Франции твоей. Над полем там клубится пар, весна спешит, как гость. Отец твой — старый коммунар — достал берет и трость. На берег старою тропой выходит, смотрит в ночь. Он, как весну, зовет домой единственную дочь. Но к морю синему, старик, ты больше не спеши. Во тьме металлом блещет штык, сверкают палаши. Не плакать, слышишь, обещай не горбься у окна… Црощай, отец! И ты прощай, родная сторона! Палач прижмет приклад рукой, палач неумолим… Да будет, Жанна, род Людской возлюбленным твоим!.. * * * Лед обветренный на Дюке. Вечереет. Пуст бульвар. Два матроса — руки в брюки -
