Мы думали — солнца нет.Мы думали: это полярный кругСомкнули ночь и зима,Чтобы жизнью стала для насДымных домов тьма.Так для чего же колокола,Чужая Пасха, май?И несмолкаемый легкий звонПтичьих пролетных стай?Бедным глазам страшна,Ты, — неожиданная весна!<2-12 мая 1921>
Кровь и плоть
1-е Февраля
В поминовенный день я не приду, отец,Туда, где мертвые оставлены живыми;Враждебно место мне и страшен мне мертвец,И Бога твоего я потеряла имя.На непокрытый пол, без обуви, согбен,Не сядет с нами гость как для молитвы надо.Мужчины в доме нет, и как велит закон,В знак траура никто не совершит обряда.Но в зеркале моем тебя я узнаю, —Не тень бескрылую нездешнего предела, —Родную кровь, отец, живую плоть твою,И ты живешь во мне, душа моя и тело.Бессмертен ты во мне: я сыну передамУсмешку, голос, взгляд, ресниц густые тени,И глаз косой разрез, что переходит к намОт матери твоей, от дальних поколений.<16 февраля—6 марта 1921>
«Я не могу терпеть младенца Иисуса…»
Я не могу терпеть младенца Иисуса,С толпой его святых, убогих и калек, —Прибежище старух, оплот ханжи и труса,На плоском образе влачащего свой век.У Бога моего есть имена получше,И имя, что никто произнести не мог,И он несправедлив, Единый, Всемогущий.Пристрастен и суров, как Всемогущий Бог.На языке чужом Его неловко славлю,Лишившего меня наследственной землиЗа грех отцов моих тысячелетне давний.Господь Израиля, припомни и внемли!Я кровью связана не с этим желто-русымЧужим подкидышем, распятым на кресте.С Тобою, Саваоф, — не с бедным ИисусомМой предок, патриарх, боролся в темноте.И сыну моему, рожденному в России,Ты подтвердишь, Господь, заветный договор:Для нас, нетерпящих пришествие Мессии,Подделанное тем, среди Ливанских гор.<13 октября 1920>
Шейлок
Пусть именем твоим гнушаются, Шейлок!Пусть сманит дочь твою гуляка венецьянец!Звон битого стекла и взломанный замок.
