С той поры Полонская писала о том, что волновало ее лично — о войне, о тревоге за бойцов на советско-финском фронте, где гибли тысячи и тысячи молодых ребят, о судьбе друга, застрявшего в Париже и рвавшегося оттуда… Отдала она дань также историко-биографическому жанру, написав поэму о Тарасе Шевченко «Портрет» (обычно и особенно в послевоенное время в этот сомнительный, в частности для поэзии, жанр уходили те, кто не хотел или не мог писать о реальной современности).

Отдельно скажем о стихотворении (Полонская предпочла не называть его поэмой) «Правдивая история доктора Фейгина», написанном после вступления Красной Армии в Восточную Польшу. Эта военная операция производилась в сентябре 1939-ю в соответствии с тайным протоколом к пакту Молотова — Риббентропа, вслед за оккупацией гитлеровцами Западной Польши. В СССР поход живописался как освобождение братских украинского и белорусского народов от ига буржуазной Польши. Полонская написала о другом: о судьбе еврейского населения «освобожденных» районов — оно действительно подвергалось в довоенной Польше откровенной дискриминации, а приди туда немцы, было бы на корню уничтожено, так что Красная Армия фактически его спасла. При этом Полонская, конечно, ни слова не сказала о том, что ожидает еврейское население в части Польши, оккупированной Германией. Правда, еще не были известны факты и подробности того, как немцы реализовали свои планы услужливыми руками тамошнего населения (через два года это повторилось на территории Украины и Прибалтики). Ну и понятно, что о судьбе самого польского населения после «братского» раздела его страны соседями не было ни слова тоже.

Возможно, по всему по этому «Правдивую историю доктора Фейгина» из книги «Времена мужества» не убрали. Но уже после 1940 года ее в СССР ни разу не печатали по совершенно другой причине: из-за политики неприкрытого госантисемитизма (еврейская тема стала запретной в стране и напрочь ушла из стихов Полонской, оставшись предметом ее невеселых раздумий и переживаний[89]).

Самая тональность ее поэзии изменилась, освободившись от прежнего «пафоса силы», от резкой определенности и радикальности поэтического высказывания. Избавившись от некоторой сухости, тон стихов ее стал мягче, хотя острота зрения и слуха не стерлись, жизненные интересы не оскудели. Лучшие ее стихи по-прежнему отличала незаемность мысли; дерзости в них с годами поубавилось, но диктовало их всегда подлинное чувство…

В Отечественную войну Елизавете Полонской, как и большинству населения, пришлось хлебнуть немало: ее сын (он закончил Ленинградский электротехнический институт перед самой войной) воевал с первого дня, после тяжелого ранения снова вернулся в армию и довоевал до Победы; саму Полонскую вместе с матерью эвакуировали на Урал, когда к Ленинграду подходили гитлеровцы.

Много таких, как и я, по земле нашей бродит, Дом потерявших, нашедших убогий приют — Ночи не спят, по утрам на дорогу выходят, Слушают радио, ходят на станцию, ждут…

(«Русскую печь я закрыла, посуду прибрала…»)

Летом 1945-го в Перми (тогда Молотов) вышла ее тоненькая (в пятьдесят страничек) «Камская тетрадь». Она начиналась строками о Ленинграде: «Простимся надолго, мой город родной…». Весной 1944 -го Полонской удалось вернуться домой:

Я гляжу в исхудалые лица, В их морщины и синие тени, Я читаю отваги страницы И страницы тяжелых лишений.

(«Здравствуй, город, навеки любимый…»)

Началась «мирная» жизнь. Сразу мосле войны умерла нежно любимая мама. Предстояло беспросветно черное, сталинское, восьмилетие. Зарабатывать удавалось печатанием переводов (знание языков и европейская культура выручали)… На какое-то время она стала даже руководителем секции переводчиков в Союзе писателей. Иногда работа переводчика доставляла радость, как, скажем, в 1946-м, когда повезло — переводила Юлиана Тувима. стихи которого любила; переводя, сверяла со своими детскими вое поминаниями о Лодзи:

И чем-то волнует меня до слез Слепота твоих окон голых, И улиц твоих коммерческий лоск, И роскошь с грязным подолом…

(«Лодзь»)

Страшный 1949-й обошел Полонскую стороной (второй раз повезло…). Жизнь проходила, проходила как во сне…

А может быть — заснешь… И молодость приснится: И полетишь, как птица, — Как хорошо! Ну что ж… А может быть, — уснешь И страшное приснится: Измученные лица Друзей умерших… Что ж!..

(«А может быть — заснешь…»)

Следующая книга стихов вышла в 1960-м.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату