— Кто это мы?

— Наша рота, — ответил он.

— Кто конкретно?

Незбеда лишь пожал плечами.

— С чего это вдруг столь трогательная забота? — бросил я равнодушно, чтобы окончательно развеять впечатление, будто я слишком тронут происшедшим.

Устроившись поудобнее, я съел мясо, щедро сдобренное перцем. Незбеда стоял невдалеке и ждал.

— Товарищ поручик, разрешите обратиться, — произнес он нерешительно.

Я кивнул, с сожалением дожевывая последний кусок.

— Я бы хотел извиниться перед вами. Давно уже собираюсь…

— Не знаю, чем вы передо мной провинились? За что, собственно, собираетесь извиниться?

— За просьбу отца, товарищ поручик… Ну, чтобы я… по протекции получал увольнения. А также за тот копченый окорок, которым он хотел вас подкупить…

— Бойцы взвода Метелки с удовольствием расправились с этим подношением, — сказал я, хотя и не был знаком с подробностями.

— Они тогда здорово надо мной смеялись, — признался Незбеда.

— Но насмешки их были не по адресу. Вы, надеюсь, не имели к этому никакого отношения? Или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, товарищ поручик. Я действительно ничего об этом не знал. И кстати, ни разу с тех пор не написал домой.

— А вот это уже, простите, глупость, — констатировал я. — Чем родители заслужили такое отношение? Да ведь они всегда желают детям самой лучшей доли, только иногда ошибаются… Вот что, давай условимся, — перешел я на неофициальное «ты», — при первой же возможности ты напишешь домой, а я, со своей стороны, обещаю, что больше никогда в жизни не вспомню об этом окороке. Более того, я и другим не позволю напоминать тебе об этом. Идет?

Незбеда с благодарностью кивнул и добавил:

— Это все отец… На старости лет он вдруг стал частенько повторять: «Не подмажешь — не поедешь».

— В общем, договорились. Ты напишешь, я — забуду.

— И никому не позволите… — напомнил Незбеда.

— Не позволю… — подтвердил я.

После ухода Незбеды я еще некоторое время размышлял о любимой поговорке его отца и пришел к выводу, что в отношениях между людьми — это, конечно, дурное дело, но в том, что касается танков… И тут я решил, что самое время собрать командиров и механиков-водителей.

— Как дела с маслом? — спросил я у них.

— Плохо, — раздался нестройный хор голосов. — На нижнем уровне.

— У всех? — окинул я взглядом собравшихся. Кивнули все.

Но я-то своих людей хорошо знаю, да и машины тоже. Знаю, у которого танка расход масла больше, у которого — меньше…

— У вас, Гисек, тоже… на донышке?

Тот кивнул.

— И в запасе — ничего?

Гисек отрицательно замотал головой.

Этого мне было достаточно. По собственному опыту знаю, что люди очень не любят лгать. С гораздо большим удовольствием они преувеличивают, драматизируя ситуацию. А если и врут, так уж стараются как можно меньше, в экстренных случаях и по возможности без слов.

Я опросил еще нескольких водителей — тех, чьи танки, по моим сведениям, были довольно экономичными в отношении масла.

И они качали головами: масла нет, запасов никаких.

Я решил, что не стоит сердиться, и приказал Метелке:

— Организуйте дележку масла. Действуйте решительно, но справедливо. Через четверть часа доложите.

Особого энтузиазма мое распоряжение у Метелки не вызвало.

— Это будет нелегко. Ведь они сидят на масле, как куры на яйцах, — сказал он.

— Я знаю, что в роте масла достаточно. В среднем, понимаете? И вы эту золотую середину определите.

Командир взвода ушел выполнять свою, прямо скажем, тяжелую и неблагодарную миссию.

Начал он с метода убеждения, я даже услышал, как один из водителей предлагал ему взамен масла полбатона венгерской колбасы. Видимо, это заставило Метелку избрать бескомпромиссный путь. В дело пошел масляный щуп.

Через четверть часа Метелка действительно доложил, что все в порядке.

— Насчет того что масло у нас в изобилии, не скажу, — разглагольствовал он. — Ну в худшем случае еще денек выдержим. У меня тут есть кое-какой запасец, неплохо, между прочим, припрятанный. Но все равно с маслом напряженно.

— Хорошо, Иван, — удостоил я его одной из своих наивысших похвал.

Минуты через две меня разыскал надпоручик Бидло:

— Слушай, одолжи мне немного масла, у меня уже щуп совсем сухой.

— Вам нужно совершить великий перераздел на принципах равноправия, — посоветовал я ему. — Отыскать золотую середину. Знаешь, что это такое?

— Знаю. Это как в том анекдоте. Помнишь? Одного математика, обожавшего средние величины, спросили: что же такое эта твоя середина?

— Остановись, ради бога, остановись! — взмолился я, зная пристрастие Бидло к длинным анекдотам. — У нас слишком мало времени.

— Да-да, — поразительно быстро согласился он. — Но даже в среднем мы не поднимемся выше нижнего уровня.

— Знаешь что? У моих ребят есть венгерская колбаса… Хочешь, мы отдадим тебе кусочек, чтобы ты не считал нас жмотами?..

Бидло смотрел на меня, стараясь испепелить взглядом. Ничего из этого не вышло.

Позже я увидел, как он беседовал с командиром своего первого взвода. Я готов был дать голову на отсечение, что он еще раз напомнил взводному о том, чтобы сэкономленное масло было как следует спрятано. У Гоушки, мол, через несколько часов масла совсем не останется.

Мы выехали в густую тьму и вьюгу. Настроение было приподнятое, и даже отвратительная погода нас почти что радовала.

Миновала полночь. У меня стали предательски слипаться глаза. Три часа утра — то самое время, когда человек готов отдать полжизни за час-другой сна. Я напрягался изо всех сил, но голова нет-нет да и падала на грудь.

Из опасной дремы меня неожиданно вывел голос Бидло:

— Ежик, не спишь?

Я ответил коротким «нет», чтобы разом отмести все подозрения.

— Я тут выяснил, что мы как раз проезжаем по деревне, с одной девицей из которой я был знаком, — поделился со мной Бидло. — Мы познакомились на спартакиаде. Я участвовал в гимнастической пирамиде, замыкал ее в высшей точке. Она потом сказала, что в этот момент я был настоящим украшением стадиона. Внимание всей публики было приковано ко мне, представляешь?

Я молча представил. Именно молча, так как уже почти физически ощущал предстоящий разнос за болтовню…

— … Она во время выступления тоже была недурна, — продолжал Бидло как ни в чем не бывало. — А на Новый год пригласила меня к себе. Если бы ты только знал, что это был за праздник! Свой винный погребок, поросенок на вертеле, колбаски… Тебе, старик, таких колбасок в жизни пробовать не