поврежденной вами машины. Ваши утверждения не основываются решительно ни на чем: это голословные обвинения, и я полагаю, что они сфабрикованы!
Публика заахала.
— Почему? Да просто потому, что вы солгали относительно Молотилки — ведь вы утверждали, будто она задела и вас, а это явно не так. Следовательно, у суда нет причин верить и остальной части вашей истории. Более того, вы не можете представить никаких свидетелей — с вами нет даже вашего приятеля, второго «пострадавшего». Как показали ваши выпады, вы явно являетесь нервозной и неуравновешенной личностью, склонной гневаться по любому поводу. Учтя все эти соображения, я не могу не задуматься об очевидном факте, на который я изо всех сил старалась закрыть глаза. А именно: вы — всего лишь несовершеннолетняя простолюдинка, и ваше слово имеет мало веса по сравнению со словом верного слуги государства.
Тут судья остановилась, чтобы перевести дыхание, и на скамьях сдержанно загомонили: «Верно! Верно!» Один из секретарей поднял голову и пробормотал: «Отлично сказано, мэм!», после чего снова уткнулся носом в компьютер. Китти ссутулилась, раздавленная свинцовым отчаянием. Она не могла смотреть ни на судью, ни на секретарей, ни тем более на мерзкого мистера Тэллоу. Вместо этого она уставилась на тени дождевых капель, ползущие по полу. Теперь она хотела только одного — спастись отсюда.
— В заключение, — судья скроила особенно торжественную мину, — суд пришёл к выводу, что ваши обвинения ложны, мисс Джонс, и отверг их. Будь вы постарше, вы бы наверняка не избежали тюремного заключения. Но, учитывая вашу молодость, а также то, что мистер Тэллоу уже сумел самостоятельно покарать вашу молодежную банду, я ограничусь штрафом за то, что вы вынудили суд даром потратить время.
Китти сглотнула. Только бы её оштрафовали не слишком на много, только бы…
— Вы приговариваетесь к штрафу в сто фунтов.
Ну, не смертельно. С этим она справится. На её банковском счету почти семьдесят пять фунтов.
— Кроме того, принято возлагать на проигравшую сторону расходы, понесенные тем, кто выиграл процесс. Мистер Тэллоу оштрафован на пятьсот фунтов за опоздание. Вы должны выплатить и эту сумму тоже. Таким образом, вам следует выплатить суду общим счётом шестьсот фунтов.
У Китти голова пошла кругом. Она едва не разревелась. Бешеным усилием она заставила себя сдержать слёзы. Она не расплачется. Нельзя реветь! Только не здесь!
Она сумела превратить первый вырвавшийся у неё всхлип в громкий, раскатистый кашель. Тут судья стукнула молоточком в последний раз.
— Суд окончен!
И Китти опрометью выбежала из зала.
Китти забежала в один из вымощенных булыжником переулков, ведущих от Странда, и остановилась там, чтобы выплакаться. Потом она вытерла зареванное лицо, купила булочку в персидском кафе на углу напротив Дома правосудия, чтобы хоть как-то прийти в себя, и принялась думать, что же делать. Штрафа она, разумеется, заплатить не сможет, да и родители её вряд ли смогут. Это означает, что ей необходимо в течение месяца где-то раздобыть шестьсот фунтов, а иначе её — а возможно, и её родителей тоже, — упекут в налоговую тюрьму. Она это знала, потому что до того, как она выбралась наконец из гулких коридоров, появился один из секретарей в чёрном, почтительно подергал её за локоть и сунул в её дрожащие пальцы ордер на уплату с ещё не высохшими чернилами. Там было чётко прописано, до какого срока надо уплатить и что будет за неуплату.
От одной мысли о том, что придётся все рассказать родителям, Китти ощутила острую боль в груди. Она не могла заставить себя пойти домой и решила сперва пройтись вдоль реки.
Мощеный переулок вел от Странда на Набережную, приятную пешеходную дорожку, идущую вдоль берега Темзы. Дождь перестал, но булыжники все ещё были тёмными и влажными. По обе стороны переулка тянулись магазинчики: восточные обжорки, туристские лавчонки, набитые дешевыми кричащими сувенирчиками, ларьки травников, откуда выпирали на улицу корзины с дешевым кизилом и розмарином.
Китти была уже почти на Набережной, когда услышала за спиной дробный стук: это катилась трость, вслед за которой наполовину трусил, наполовину падал древний старичок, споткнувшийся на идущей под горку булыжной мостовой. Китти отскочила с дороги. К её удивлению, старичок, вместо того чтобы пролететь мимо и упасть в реку, запыхавшись, остановился прямо напротив неё.
— Госпожа Джонс? — прохрипел он, переводя дух.
— Да, — ответила Китти.
На сердце стало ещё тяжелее. Очевидно, ещё один секретарь с очередным требованием.
— Очень хорошо. Погодите, дайте отдышусь… На то, чтобы отдышаться, ему потребовалось несколько секунд, в течение которых Китти разглядывала незнакомца. Это был тощий, костлявый, старый джентльмен, с лысой макушкой и полукругом грязно-белых волос, окаймлявших его голову с затылка. Лицо его было болезненно худым, но глаза блестели, как у юноши. На джентльмене был аккуратный костюм и зелёные кожаные перчатки; когда он наклонился за своей палкой, руки у него тряслись.
И вот наконец:
— Извините, что так получилось. Боялся, что потерял вас. Сперва пошёл по Странду, но потом свернул сюда. Интуиция.
— Чего вам надо? — Китти было не до бесед со старыми джентльменами, даже если у них прекрасная интуиция.
— Да-да. Ближе к сути. Хорошо. Ладно. Я сидел сейчас среди публики. В двадцать седьмом зале. Видел вас в деле.
Он пристально вглядывался в неё.
— И что?
— Хотел спросить. Всего один вопрос. Простой. Если можно.
— Мне не хочется это обсуждать. Спасибо большое.
Китти повернулась было, чтобы уйти, но палка старичка с изумительным проворством, хотя и вежливо, перегородила ей путь. В душе у Китти снова закипал гнев — в том настроении, в каком она пребывала сейчас, она вполне могла просто отшвырнуть старичка через улицу.
— Извините! — сказала она с нажимом. — Мне нечего вам сказать.
— Понимаю. Да, действительно. Однако, возможно, вам это окажется полезным. Выслушайте, потом решайте. Чёрная Молотилка. Сидел на одной из задних скамей. Малость глуховат. Вы вроде бы сказали, что Молотилка вас зацепила.
— Да, сказала. Зацепила.
— Ага. Вы говорили, потеряли сознание.
— Да.
— Вокруг были пламя и дым. Опаляющий жар.
— Да. Ну, я пошла…
— Но суд вам не поверил.
— Нет. Слушайте, мне действительно пора идти.
Китти обошла палку, которая загораживала ей дорогу, и трусцой пробежала последние несколько метров, остававшиеся до Набережной. Но, к её изумлению и возмущению, старичок не отставал. Он то и дело подставлял ей под ноги свою тросточку, так что Китти спотыкалась об неё либо вынуждена была делать гигантские прыжки. Наконец девочка не выдержала: она ухватилась за конец палки и дернула изо всех сил. Джентльмен потерял равновесие и упал, ударившись о парапет набережной. Китти стремительно зашагала прочь, но снова услыхала за спиной отчаянное постукиванье трости.
Она гневно развернулась:
— Послушайте!..
Старичок трусил за нею по пятам, запыхавшийся, бледный, как снятое молоко.
— Госпожа Джонс, прошу вас! Я понимаю ваше раздражение. Правда. Но я на вашей стороне! Что, если я скажу… что, если я скажу, что мог бы заплатить штраф — тот, что повесил на вас суд? Все шестьсот
