— Просто попросите его не шевелиться, хорошо?

Как только Сарат оказался в его рабочем пространстве, Ананда накинул на голову из глины тряпку. Последовал короткий разговор, неуверенные односложные реплики в ответ на каждую фразу Сарата. Она медленно вошла и опустилась на колени рядом с Анандой, но, как только она до него дотронулась, он подпрыгнул.

Анил с досадой отвернулась.

— Не, не! — Сарат попытался объяснить еще раз.

Через некоторое время Ананда принял ту же позу, что прежде.

— Пусть он напряжется, как во время работы.

Анил обеими руками обхватила лодыжку Ананды.

Прижала большие пальцы к мышцам и хрящу, провела ими вверх и вниз по таранной кости. Ананда сухо засмеялся. Затем она спустилась вниз, к пяточной кости.

— Спросите его, почему он работает в такой позе?

Сарат ответил, что так ему удобнее.

— Нет, это неудобно, — возразила она. — Вся нога напряжена. Возникает дополнительная нагрузка, ведущая к растяжению связок. Спросите его еще раз.

— Что спросить?

— Почему он так работает?

— Он скульптор.

— Он всегда сидит на корточках?

Сарат задал вопрос, и двое мужчин стали перебрасываться отрывистыми фразами.

— Он сказал, что привык сидеть на корточках в шахте. Подземные коридоры имеют высоту немногим больше метра. Он проработал там около двух лет.

— Спасибо. Пожалуйста, поблагодарите его…

Ее охватило возбуждение.

— Моряк тоже работал в шахте. Подойдите сюда. Взгляните на стриктуры на таранных костях скелета, у Ананды под кожей то же самое. Я в этом уверена. В этой области специализировался мой учитель. Взгляните на этот осадок на кости, на этот нарост. Я думаю, Моряк работал на одной из здешних шахт. Нужно раздобыть их карту.

— Вы говорите о шахтах с драгоценными камнями?

— Нет, о любых. К тому же это только одна сторона его жизни, все остальное было совсем другим. Должно быть, прежде чем сломать ногу, он вел гораздо более активный образ жизни. Смотрите, вот его история. Очень активный человек, почти что акробат, ломает ногу и вынужден работать в шахте. Какие еще шахты здесь есть?

Два следующих дня бушевала гроза, и им пришлось остаться дома. Как только буря утихла, Анил попросила у Сарата сотовый телефон, отыскала зонт и вышла под моросящий дождь. Она спустилась по склону подальше от деревьев и направилась к дальнему концу рисового поля, где, по словам Сарата, связь была лучше.

Она нуждалась в контактах с внешним миром. В голове было слишком много одиночества. Слишком много Сарата. Слишком много Ананды.

Трубку взял доктор Перера из больницы на Кинси — роуд. Он не сразу ее вспомнил и был удивлен, что она звонит ему с рисового поля. Чего она хочет?

Она хотела поговорить с ним об отце, о котором после своего приезда старалась не вспоминать. Она извинилась, что не позвонила и не встретилась с ним раньше, до своего отъезда из Коломбо. По телефону голос доктора Переры казался глухим и утомленным.

— У вас больной голос, сэр. Вам нужно пить побольше жидкости. Так начинается вирусная инфекция.

Она но сказала ему, откуда звонит, — ее предостерег Сарат. Когда он второй раз спросил ее об этом, она сделала вид, что связь прервалась:

— Алло… Алло!.. Я вас не слышу, сэр! — и отключилась.

*

Анил движется во тьме со сдержанной энергией. Тело напряглось, в голове неумолимо грохочет музыка. Она выжидает, чтобы попасть в такт, и прыгает, раскинув руки, запрокинув голову; черный плюмаж волос почти касается талии.

Сделав сальто назад, она касается земли руками, ее свободная юбка, не успев осознать силу тяжести, падает, прежде чем Анил встает на ноги.

Под эту музыку чудесно с кем-то танцевать. Она танцевала под нее в шумных компаниях, пируя с друзьями, излучая энергию, однако сейчас ее действо не похоже на танец, в движениях нет и следа неотделимого от танца внимания к окружающим. Она пробуждает в себе каждую мышцу, пренебрегая всеми жизненными правилами, подчиняя движениям тела весь свой интеллект. Только так она сможет взлететь, перегнувшись назад и сделав сальто в воздухе.

Плотно повязанный вокруг головы шарф держит наушники. Музыка пробуждает в ней неистовство и благодать. Ей нужна благодать, которая бывает здесь только по утрам или после предвечернего дождя, когда воздух легок и прохладен, когда рискуешь поскользнуться на мокрых листьях. Ей кажется, что она способна устремиться прочь из тела, как стрела.

Сарат смотрит на нее из окна столовой. Он никогда не видел этой женщины. Безумица, друидка в лунном свете, похитительница, умащенная маслом. Незнакомая ему Анил. Она также не видит себя в этом состоянии, хотя страстно к нему стремится. Не бабочка в мужском клубе. Не перевозчица и исследовательница костей эта сторона ее натуры ей тоже нравится, как нравится и роль возлюбленной. Но теперь она танцует под неистовую песню о любви, «Coming In From the Cold», [19] чтобы выбить из себя чувство потери, страстно протанцовывает риторику расставания с возлюбленным. Полагая, что здраво относится к любви, она предприняла губительные действия против него, против себя, против них обоих, против сладко-горького эроса, которым она наслаждалась и который выплюнула на последней стадии их любовной истории. Слезы приходят легко. Они для нее теперь не важнее пота, не важнее пореза на ноге, полученного во время танца, ее ничто не остановит, ее не изменят ни окрик, ни сладкая улыбка любовника — ни тогда, ни сейчас.

Она в изнеможении останавливается, ни в силах пошевелиться. Она опустится на землю и ляжет на камень. На землю упадет лист. Его шорох сродни аплодисментам. Неистовая мелодия еще звучит, словно кровь, бегущая по жилам еще несколько минут после смерти. Под звуки музыки Анил чувствует, как к ней возвращается разум, зажигая свечу в темноте. Вдох и выдох, и снова вдох и выдох.