Нужные слова сами пришли к нему — в точности такие, какими он заучил их год назад, сидя в саду, на каменной скамье.

Натаниэль открыл глаза и произнёс эти слова вслух, и голос его был громок, чист и звонок. И в конце пятнадцатого слова он с силой ударил рог об колено и разломил его надвое.

Когда слоновая кость раскололась и слова отзвучали, Рамутра замер словно вкопанный. Окружавшая его воздушная рябь затрепетала, сперва слабо, потом всё сильнее и сильнее. Щель в центре зала немного приоткрылась. А потом демон как-то внезапно съежился, отступил к щели и исчез.

Щель закрылась, и даже шрам на её месте молниеносно затянулся.

Когда она исчезла, зал вдруг показался пустым, словно огромная пещера. Всего одна люстра и несколько небольших настенных светильников по-прежнему продолжали гореть, рассеивая полумрак.

За окном вечернее небо успело посереть — уже сгущались сумерки. Слышно было, как ветер шуршит в кронах деревьев.

А в зале царила абсолютная тишина. Толпа волшебников и парочка избитых, потрепанных бесов застыли недвижно. Двигался лишь один: мальчишка, что, прихрамывая, шёл к центру зала, и в руке у него болтался Амулет Самарканда. Нефритовая вставка Амулета тускло поблескивала.

Среди всеобщего гробового молчания Натаниэль подошёл к Руперту Девероксу, наполовину придавленному распростертым министром иностранных дел, и осторожно вложил Амулет ему в ладонь.

Вот в этом весь этот мальчишка. После того как он свершил величайшее деяние всей своей невеликой жизни, логично было бы ожидать, что он тихо осядет на пол от изнеможения и облегчения. И что же, осел он? Как бы не так! Это был его счастливый шанс, и мальчишка использовал его на полную катушку, самым мелодраматическим образом. Он, еле живой, словно раненая птица, прохромал под взглядами присутствующих через разгромленный зал прямо к средоточию власти. Что он намеревался сделать? Этого не знал никто. И никто не смел предполагать (я собственными глазами видел, как дернулся премьер- министр, когда мальчишка протянул к нему руку). А затем состоялся кульминационный момент сей маленькой постановки: легендарный Амулет Самарканда — подними его повыше, чтобы всем было видно! — вернулся в лоно правительства. Мальчишка даже не забыл почтительно поклониться.

Естественно, это произвело фурор.

Каково представление, а? На самом деле это инстинктивное стремление произвести впечатление на толпу даже в большей степени, чем его способность изводить джиннов, заставило меня подумать, что мальчишке, возможно, суждено добиться в этой жизни редкостных успехов. [Примечание: Волшебники используют драматические эффекты не только для того, чтобы внушить трепет простому люду, — они с тем же успехом применяют определённые приемы, чтобы поразить и перехитрить друг дружку. ] И эти его действия определённо произвели желаемый эффект: он в мгновение ока оказался в центре восхищенной толпы. Воспользовавшись тем, что в этой суматохе никому не было дела до меня, я сменил облик Птолемея на внешность мелкого беса и, когда толкотня немного улеглась, скромно повис у мальчишки за плечом. Я совершенно не желал, чтобы кто-нибудь засек мои истинные возможности. В противном случае кто-то мог вспомнить об отчаянном демоне, недавно бежавшем из государственной тюрьмы.

Плечо Натаниэля оказалось идеальным насестом для желающего понаблюдать за последствиями несостоявшегося государственного переворота, ибо мальчишка ещё самое меньшее несколько часов оставался в центре внимания. Куда бы ни шли премьер-министр и прочие видные лица правительства, Натаниэль постоянно был рядом с ними, отвечал на множество их вопросов и подкреплял силы конфетами, услужливо подносимыми всякими мелкими сошками.

Когда наконец-то была произведена перекличка, выяснилось, что среди пропавших числятся четыре министра (к счастью, достаточно незначительных) и один замминистра. [Примечание: Кроме того, в щели или во рту у Рамутры также сгинули Аманда Кэчкарт, Саймон Лавлейс и шесть слуг, но, учитывая сопутствующие обстоятельства, эти потери мало печалили волшебников. ] Кроме того, несколько волшебников сильно преобразились внешне либо претерпели иные неудобства.

Всеобщее облегчение быстро сменилось гневом. С уходом Рамутры волшебники сумели натравить своих рабов на магические барьеры в дверях и в окнах и поспешно выскочили из зала. Усадьбу тщательно обыскали, но так никого и не нашли, кроме множества слуг, мертвого старика и очень злого мальчишки- слуги, запертого в туалете. Тот волшебник с рыбьей физиономией, Руфус Лайм, удрал — что и неудивительно. Никаких следов чернобородого человека, охранявшего ворота, тоже не обнаружилось. Оба словно растаяли в воздухе.

Натаниэль также провел дознание на кухне, среди поваров, забившихся в кладовку и там дрожавших от страха. Повара сообщили, что примерно с полчаса назад [Примечание: То есть ровно в тот самый момент, когда сгинул Лавлейс. ] шеф-повар испустил громкий вопль, вспыхнул синим пламенем и чудовищно увеличился в размерах, а потом исчез в облаке серы. При обыске кухни был обнаружен мясницкий нож, глубоко погрузившийся в камни очага — последнее воспоминание о рабстве Факварла. [Примечание: И на этот раз наше противоборство так ничем определённым и не закончилось. А жаль. Я уже предвкушал, как вздую Факварла. А то до сих пор всё как-то руки не доходили.]

Поскольку главные заговорщики погибли или бежали, волшебники принялись допрашивать слуг. Однако же те сумели доказать, что ничего не знали о готовящемся заговоре. Они сообщили, что несколько недель назад Саймон Лавлейс принялся наводить на зал новый лоск и вход туда надолго оказался закрыт для всех. Незримые работники — их труды сопровождались странными звуками и цветными вспышками — сделали стеклянный пол и заложили под него новый ковер, [Примечание: И, несомненно, соорудили в соседней комнате потайной механизм, который должен был привести в действие решётки, перекрывающие окна, и убрать ковер. Некоторые разновидности фолиотов чрезвычайно искусны в строительных работах; когда я трудился над стенами Праги, у меня под началом был отряд таких фолиотов. Они хорошо работают — если, конечно, позаботиться, чтобы до них не доносился звон церковного колокола. В противном случае они бросают инструменты и рассыпаются в прах. В праздничные дни это превращалось в настоящую обузу: мне пришлось нанять целую ораву бесов с совками и метелками, чтобы те убирали образующийся мусор. ] а надзирал за ними некий хорошо одетый джентльмен, круглолицый, с рыжеватой бородкой.

Это дало новую зацепку. Мой хозяин тут же сообщил, что сегодня утром видел именно такого человека, уезжающего из поместья, и в лондонскую полицию — а также полицию окрестных графств — тут же полетели гонцы с описанием этого человека.

Когда все мыслимые меры были приняты, Деверокс со старшими министрами подкрепились шампанским, холодным мясом и фруктами в желе и наконец-то выслушали историю моего хозяина целиком. Что это была за история! Какую потрясающую байку он состряпал! Даже меня, хоть я давно привык к людскому двуличию, потрясла та наглая ложь, которую он сочинил. Откровенно говоря, ему действительно было что скрывать. Например, то, что он сам стащил Амулет Самарканда. Или моё столкновение с Шолто Пинном. Но в его истории наличествовало много и такого вранья, без которого прекрасно можно было обойтись. Я тихо сидел на плече у мальчишки и слушал, как меня именуют «мелким бесом» (пять раз) «разновидностью фолиота» (два раза) и даже «гомункулусом» (один раз). [Примечание: Гомункулус — крохотный человечек, созданный при помощи магии; их частенько сажают в бутылку, в качестве магического сувенира. Некоторые из них наделены провидческими способностями, но поступать всегда нужно строго наперекор их советам, поскольку гомункулусы очень злобные и стремятся напакостить своим создателям. ] Можете себе представить подобное оскорбление?!

Но и это было ещё не всё! Мальчишка поведал (сделав круглые скорбные глаза), что его дорогой наставник, покойный Артур Андервуд, давно подозревал Саймона Лавлейса, но не мог добыть доказательств. И так тянулось до того рокового дня, когда Андервуд случайно узнал, что у Лавлейса находится Амулет Самарканда. Но прежде чем он успел сообщить об этом властям, Лавлейс в сопровождении своего джинна явился к ним домой, задумав убийство. Андервуд вместе со своим верным учеником, Джоном Мэндрейком, оказал героическое сопротивление, и даже миссис Андервуд внесла свой