находились в сравнительно благоприятном для занятий сельским хозяйством районе, и в их судьбах земледелие сыграло важную роль.

Однако прежде чем содействовать превращению тех или иных селений в города, сибирское земледелие должно было пройти большой и трудный путь. Оно начало свое развитие практически на пустом месте, в целях вспомогательных, направленных на обеспечение продовольствием служилого и промыслового населения. Но постепенно русское хлебопашество стало основой всей хозяйственной жизни Сибири, преобразовало сам облик этого края и превратило его со временем (в начале XX в.) в одну из главных житниц России.

Голод был постоянным спутником первых русских переселенцев. Oi него страдали и гибли, начиная с «Ермакова взятья», и в таежных дебрях, и в местах, вполне пригодных для хлебопашества и скотоводства. Едва тлевшие очаги земледелия коренных обитателей Сибири не могли прокормить и сотой доли оказавшихся за Уралом русских людей. Им приходилось рассчитывать только на себя.

Вначале многие переселенцы находили выход из положения, обратившись к непривычной для русского человека пище. Воспринималось это ими, однако, очень болезненно. Ранние документы пестрят жалобами такого рода: «Едим траву и коренье»; «чего на Руси и скотина не ест, то мы едим»; «помирали голодною смертью и души свои сквернили — всякую гадину и медвежатину ели»… Сибирские леса, как правило, были богаты зверем, но охота в хозяйстве подавляющего большинства переселенцев могла иметь лишь вспомогательное значение, так как основное время они были заняты другим делом. К тому же русским длительное время представлялось «нечистым» мясо многих диких животных, по сегодняшним понятиям вполне съедобных, включая деликатесную оленину.

Потребность в растительной пище на раннем этапе освоения Сибири русские часто стремились удовлетворить сбором и заготовкой путем сушки или засолки всякого рода дикорастущих трав. Например, в Мангазее готовили щи из травы, которую называли «капустою», а в Восточной Сибири варили растущий по берегам рек «борщ». Очень большое место в питании сибиряков, как уже отмечалось, стала занимать рыба.

Тем не менее при первой же возможности большинство переселенцев стремились и в Сибири восстановить привычную для коренных русских областей хлебо-мучную основу питания. Собирательство, охота и рыбная ловля рассматривались при этом как лишь подспорье в продовольственном обеспечении. В отсутствии же в нужном количестве хлеба обычно видели причину серьезных заболеваний. В 1636 г. томский воевода писал в Москву, что вследствие неурожая «служилые люди и пахотные крестьяне от великие от хлебные скудости… помирают голодною смертью, и многие едят траву борщ и кандык корень копают и едят, и от трав, и от коренья без хлеба оцынжали».

В Москве тоже хорошо понимали, что без обеспечения переселенцев хлебом невозможно их закрепление в Сибири. Сначала продовольственный вопрос пытались решить путем ежегодной присылки хлеба из Чердыни и Поморья. Мукой и крупами перед отправлением в Сибирь предусмотрительно запасались и служилые, и промышленные люди. Но по мере углубления в сибирскую территорию и усиления переселенческого движения за Урал подобные способы хлебоснабжения все меньше себя оправдывали. Они были слишком дороги, требовали больших затрат времени и, главное, были слишком ненадежны. Внутриполитические потрясения, трудности с перевозкой и иные неувязки, случалось, ставили русское население Сибири на грань голодной смерти.

Очень тяжело, например, переживали русские переселенцы Смутное время — период гражданской войны и интервенции в начале XVII в. Как сообщалось в воеводских донесениях в Москву, в 1608–1609 гг. денег и хлеба в Сибирь не было прислано совершенно, отчего там наступил «голод великой». Многие служилые люди Тобольска и других городов «от голоду разбежались на Русь», остальные собирались поступить так же, «только им хлебного жалованья не будет». В 1613 г. пелымский воевода просил хоть немного хлеба для стрельцов своего гарнизона, чтоб они «врознь не разбрелися, а Пелым-ского города пуста не покинули», и напоминал, что «запасы сполна на Пелымь не дохаживали пятой год».

Курс правительства на создание за Уралом собственной продовольственной базы был в тех условиях вполне закономерным и единственно возможным. Уже в документах конца XVI в. предписывалось, чтобы в Сибири «вперед всякий был хлебопашец и хлеба не возить». Однако усилий первых поселенцев долгое время было недостаточно для самообеспечения зауральских территорий. В Сибири оказалось слишком много людей, не имевших возможности заниматься земледелием либо из-за своей загруженности другими занятиями, либо из-за проживания в «непашенных» уездах. Проблему могла решить лишь крестьянская колонизация края.

Первоначально для создания сибирской пашни правительство просто переводило «на вечное житье» в «новую государеву вотчину» крестьян из европейской части страны (из Поморья, Приуралья, Среднего Поволжья). Первые сведения о таких переводах относятся к 90-м гг. XVI в. и сообщают о водворении нескольких десятков крестьянских семей под Тюменью, Пелы-мом, Верхотурьем и Туринском. В дальнейшем такие способы формирования земледельческого населения сохранили свое значение лишь для наиболее отдаленных районов Сибири. Там на плечи крестьян-«сведенцев» еще долго ложилась основная тяжесть работ по устройству «государевой пашни». Для остальной же территории широко применялся другой путь — вербовка для переселения в Сибирь добровольцев. Их тоже набирали главным образом в северорусских уездах, предоставляя от казны немалую «подмогу» и льготы.

Однако примерно с середины XVII в. по мере усиления переселенческого потока за Урал все чаще производили набор в крестьяне из «вольных гулящих людей» уже в самой Сибири. Это было одним из путей использования правительством вольно-народной колонизации и обычно наблюдалось в уже предварительно освоенных с помощью принудительного переселения районах. Вольные переселенцы, став «государевыми крестьянами», завершали сельскохозяйственное освоение этих земель.

Новое земледельческое население привлекали в Сибирь и сами крестьяне. Из их среды выходили так называемые «сло-бодчики». Они самостоятельно организовывали крестьянские поселения («слободы») и устраивали в них «охочих людей» на «государеву пашню».

Правительство разрешало слободчикам первоначальное устройство крестьян на льготных условиях и управление ими. Это не было чисто сибирским изобретением, слободчики действовали и в Поморье, но они, как заметил известный ученый-архивист Н. Н. Оглоблин, «для малонаселенной Сибири… были находкою». Действительно, в 1630–1690 гг. они основали 26 слобод (главным образом в Западной Сибири), которые привлекали крестьян больше, чем селения, основанные по правительственным указам. Известно, однако, что представители царской администрации часто не доверяли слободчикам и стремились поскорее лишить их власти.

Простые крестьяне также могли вносить весьма существенный вклад в дело устройства на сибирскую пашню новых переселенцев. Используя возможность сдачи «тягла», крестьяне устраивали на свои места «вольных гулящих людей», предоставляя им помощь, подчас значительно превышавшую государственную «подмогу». Сдавшие таким образом «тягло» часто тут же отправлялись на новые земли, получая там как «новоприборные» крестьяне соответствующие льготы.

«Подмога», налоговые послабления, ссуда — все это давалось в XVII в. не зря. Тяжело доставался русскому человеку первый сибирский хлеб. Прежде всего нелегко было добраться через «непроходимые дебри» до новых «пахотных угодий». Крестьянские семьи по пути в Сибирь терпели большие лишения. Особенно трудно приходилось маленьким детям, они нередко умирали в дороге. А в «дальней государевой вотчине» природные условия во многом оказывались непривычными. Они заставляли менять веками выработанные земледельческие навыки и веками формировавшийся жизненный уклад.

Посевы неожиданно затоплялись вешними водами, вымерзали и высыхали, гибли от неизвестных «на Руси» вредителей и болезней. Документы того времени часто сообщают, что «хлеб водой вымыло», что всходы начал поедать «степной нахожий гад кобылка», что «хлеб позяб» или «была засуха»… Эти записи, замечает крупнейший исследователь истории сибирского земледелия В. И. Шунков, «говорят о трагедиях, о жестоких ударах, наносимых природой еще неокрепшему, только что складывающемуся хозяйству», но «на этом трудном пути земледелец обнаружил большую настойчивость, сметливость и в конечном счете вышел победителем».

Не каждый крестьянин решался извлекать выгоду из льготного положения первопереселенца, не каждый был способен быстро освоиться на новом месте, изменить в нужном направлении приемы возделывания почвы, подобрать наилучший для новых условий набор сельскохозяйственных культур. По