для погибших моряков).

Когда он кончил, Алиса спросила:

— Мистер Мэллоу написал тебе, что он хочет заказать дюжину бутылок этого вина? Оно совсем неплохое, если натолкать туда сахару.

Папа сказал: нет, он думает, что священникам такое дорогое вино не по карману, а вот он бы не отказался его попробовать. Мы отдали ему все, что осталось в бутылке, потому что мы уже так и так решили, что не будем пытаться заработать свои два фунта в неделю на этом вине.

Папа попробовал вино и сделал точно то же, что сделал Г. О. после своей ложки вина, только папе, конечно, мы не стали делать замечание. А потом он расхохотался, да так, что я думал, он уже не остановится.

Я думаю, все дело в этом хересе, потому что я читал где-то, что «вино веселит сердце человеческое». Стало быть, это и в самом деле было очень хорошее вино, укрепляющее и все такое прочее, потому что он ведь попробовал совсем немного.

Отсмеявшись, он сказал:

— Ладно, ребятки, все хорошо, но только больше так не делайте. В винной торговле пробиться совсем не легко, и, кстати, вы обещали советоваться со мной прежде чем начать какое-либо дело.

— Я думал, ты имеешь в виду, если мы хотим купить партнерство, — ответил ему Дикки. — А тут речь шла только о комиссионных. — И папа снова расхохотался, так что в конечном счете это удачно, что мы купили это Кастилиан Аморозо, потому что оно и впрямь приободрило нашего папу, а этого не так-то легко добиться, даже если рассказывать ему анекдот или подсунуть ему комикс.

Сам Благородный Поступок произойдет только в конце этой главы, но если вы не будете читать эту главу с самого начала, то вы и конец не поймете. Как и все в те времена, это тоже произошло из-за поисков сокровища.

Как только мы пообещали папе, что будем советоваться с ним по поводу нашего бизнеса, нам, само собой, расхотелось заниматься каким-либо бизнесом. Не знаю, как это выходит, но только если надо о чем- то советоваться со взрослыми, пусть даже с самыми лучшими из взрослых, то уж и делать это что-то не хочется.

Мы не против, что Альбертов дядя иногда встревает в наши игры, когда дело уже на мази, но он, слава Богу, никогда не просил нас, чтобы мы о чем-либо советовались с ним. Конечно, Освальд понимал, что папа вполне прав, и к тому же, будь у нас, скажем, те сто фунтов, на которые мы хотели купить партнерство в выгодном деле, мы бы потом поняли, что могли истратить эти деньги гораздо лучше. Папа так и сказал, а он в этом деле понимает. У нас были кое-какие другие идеи, но ограниченные денежные ресурсы все время нам препятствовали. Например, Г. О. предложил устроить на нашей стороне парка состязания в метании кокосовых орехов, но зеленщик сказал, что он не продаст двенадцать дюжин кокосовых орехов иначе как за наличные или по письменному заказу мистера Бэстейбла. А поскольку мы не хотели советоваться по этому поводу с папой, мы решили оставить эту идею. Алиса как-то нарядила Пинчера в кукольное платье и предложила водить его по улицам с шарманкой, и чтобы он танцевал, но Дикки припомнил, что он где-то слышал, будто настоящая шарманка стоит целых семь сотен фунтов. Может быть, речь шла не о шарманке, а большом церковном органе, но даже обычную трехногую шарманку за шиллинг и семь пенсов не купишь, а это и составляло всю нашу наличность. Так что и эта идея погорела.

Однажды в пасмурный день на обед опять была баранина, очень жесткая и под каким-то бледным соусом, да еще с комочками. Наверное, все бы оставили добрую часть еды на тарелке, хотя потом нам бы пришлось об этом пожалеть, но Освальд сказал, что это первосортное жаркое из королевского оленя, которого подстрелил Эдвард. Все мы начали играть в детей из Нью-Фореста, и даже баранина показалась нам вкуснее. Никто из обитателей Нью-Фореста не возражал против жесткого мяса и бледного соуса.

После обеда мы позволили девочкам устроить чаепитие для кукол с тем условием, что нас не заставят мыть посуду, и как раз допивали лакричную воду из маленьких чашечек, когда Дикки сказал:

— Это мне кое-что напоминает.

Мы, конечно, спросили:

— А что?

Дикки тут же попытался нам ответить, хотя рот у него был набит хлебом, намазанным лакрицей, чтобы получилось пирожное. Вообще-то лучше не пытаться разговаривать, даже с близкими родственниками, если рот у тебя набит, тем более не следует вытирать его рукой вместо носового платка, как это сделал Дикки. Он сказал:

— Помните, когда мы впервые заговорили о сокровище, я сказал, что у меня есть одна идея, только я пока не хочу о ней говорить, потому что я еще не обдумал ее как следует.

Мы все сказали, что помним.

— Так вот, эта лакричная вода…

— Чай, — тихонько напомнила ему Алиса.

— Ну да, чай — так вот, я и подумал, — он как раз хотел сказать, что же он подумал, но Ноэль перебил его и завопил:

— Вот что — кончайте свое чаепитие и давайте устроим военный совет.

Мы вытащили наши знамена и деревянный меч, и барабан, и Освальд бил в барабан, пока девочки все равно мыли посуду, но тут пришла Элайза и сказала, что у нее и так болят зубы, а тут еще этот барабан, этот грохот для нее все равно что нож острый. Конечно же, Освальд тут же отложил барабан. Если Освальда вежливо о чем-нибудь попросить, он никогда не откажется исполнить вашу просьбу.

Мы все надели военный наряд и уселись вокруг лагерного костра, и Дикки начал говорить.

— Все люди в этом мире нуждаются в деньгах. Некоторые сумели их получить. Те, кто сумел получить деньги — это люди, которые сумели кое в чем разобраться. Я тоже могу кое в чем разобраться.

Дикки умолк и раскурил трубку мира. С этой самой трубкой мы еще летом пускали пузыри, но она почему-то до сих не сломалась. Когда мы курим трубку мира, мы кладем в нее чайные листья, но мы не разрешаем девочкам ее курить. Нельзя допускать, чтобы девочки курили — если позволять им делать все, что делают мужчины, они слишком много возомнят о себе.

Освальд сказал:

— Ну же, выкладывай.

— Вот что я заметил: стеклянные бутылочки стоят всего-навсего пенни. Г. О., если ты не прекратишь ухмыляться, ты отправишься продавать старые бутылки, и у тебя не будет ни пенни на сладости. Это касается и тебя, Ноэль.

— Ноэль вовсе не ухмылялся, — поспешно вступилась Алиса. — Он просто очень внимательно тебя слушал. Г. О., сиди тихо, не корчи рожи. Продолжай, Дикки, милый.

Дикки согласился продолжать.

— Каждый год таких бутылочек появляется, наверное, сто миллионов. Потому что на любом лекарстве можно прочесть «тысячи исцелений каждый день», а раз так, значит, каждого лекарства должно продаваться хотя бы по две тысячи бутылочек в день. И те люди, которые их продают, зарабатывают страшно много денег, потому что обычно пузырек идет за два шиллинга и девять пенсов, а двойной пузырек за три шиллинга с половиной. А сам он, как я уже говорил, стоит всего пенни.

— Да ведь само лекарство тоже недешево стоит, — заметила Дора. — Ты сам подумай, как дорого стоят мятные лепешки или лепешки от кашля.

— Это потому, что они вкусные, — объяснил Дикки, — а всякая гадость продается дешево. Серы или квасцов можно накупить целую гору на пенни. Мы и не будем продавать ничего вкусного в наших бутылочках.

Он принялся объяснять нам, как мы изобретем лекарство и напишем о нем в газету, чтобы там напечатали объявление, и тогда люди начнут посылать нам два шиллинга и девять пенсов или три с