— По-моему, ничего хорошего в этом нет, и вообще торговать вином нехорошо, — говорила Дора. — И потом вы все равно не сможете продавать то, в чем вы ничего не понимаете.
— Ничего подобного, — заявила Алиса. — Я смогу.
Все выглядели довольно мрачно, и Освальд спросил, как все-таки они должны зарабатывать эти два фунта в неделю.
— Мы должны уговорить кого-нибудь попробовать вино в этой бутылке. Это херес, — называется Кастилиан Аморозо, — и если кто-нибудь согласится его купить, надо написать тем людям и сказать им, что его хотят купить, и за каждую дюжину вина, которую нам удастся продать, они заплатят нам два шиллинга, так что если продать за неделю двадцать дюжин бутылок, получится два фунта, только я думаю, что мы не сможем столько продать, — сказал Дикки.
— Может быть, в первую неделю мы столько и не продадим, — сказал Алиса, — но когда люди распробуют, как это вкусно, им захочется еще, и даже если мы получим всего десять шиллингов в неделю, это уже что-то, не так ли?
Освальд сказал, что для начала это очень неплохо, и тогда Дикки откупорил бутылку. Пробка раскрошилась, и довольно много кусочков провалилось вовнутрь. Дора достала стаканчик для лекарств, на котором были отмечены чайные ложечки и столовые ложки, и мы решили попробовать по столовой ложке, чтобы узнать, что же это такое.
— Больше, чем по столовой ложке, никому не дам, — объявила Дора, — даже это очень вкусно. — Вела она себя так, будто вся бутылка принадлежала ей, наверное, это потому, что она одолжила нам эти деньги.
Она отмерила первую ложку и выпила ее сама, поскольку она старшая. Мы тут же спросили, на что это похоже, но она не сразу смогла нам ответить.
Потом она сказала:
— Это похоже на то лекарство, которое Ноэль принимал весной, но может быть хересу так и положено.
Потом была очередь Освальда. Ему показалось, что это вино слишком жжется, но он ничего не сказал. Он хотел сперва посмотреть, что скажут другие.
Дикки объявил, что это просто гадость, и Алиса сказала, что она уступает свою очередь Ноэлю.
Ноэль, конечно, сказал, что это медовый напиток богов, но он зажал рот носовым платком, и я сам видел, какую рожу он скорчил.
Г. О. глотнул и выплюнул все в камин — это было очень некрасиво и неопрятно, и мы ему так и сказали.
Последней попробовала Алиса. Она сказала:
— Мне только пол ложечки, Дора, а то мы так все выпьем.
Она выпила свои пол ложечки и ничего не сказала.
Тут Дикки и говорит:
— Вот что — я сдаюсь. Я не стану продавать людям такую гадость. Кто хочет, пусть забирает бутылку. Quis?
Алиса первой сказала «Ego», и еще она сказала:
— Я знаю, в чем тут дело. В него надо положить сахару.
Тут все разом поняли, что дело было только в этом. Мы приволокли два больших куска сахара и растолкли их на полу с помощью большой деревянной доски, пока они не превратились в сахарную пудру, и это мы перемешали со столовой ложкой вина, получилось очень неплохо и совсем не так противно.
— Вот видите, когда привыкнешь, уже не так плохо, — сказал Дикки. Я думаю, он уже пожалел, что поспешил отдать бутылку.
— Да, — сказала Алиса, — только тут чересчур пыльно. Надо растолочь сахар аккуратно на чистой бумажке, прежде чем сыпать его в бутылку.
Дора сказала, что это будет мошенничество, если мы положим сахар в эту бутылку: люди подумают, что они покупают что-то лучшее, чем на самом деле, но Алиса сказала, что Дора всегда поднимает шум из- за пустяков, и что все будет вполне честно.
— Послушай, — сказала она. — Я ведь могу с самого начала по-честному сказать, что мы добавили в бутылку, и когда они получат свою дюжину бутылок, они смогут сделать то же самое.
Мы растолкли еще восемь кусков сахара, очень чистенько и аккуратно, на газете, хорошенько потрясли бутылку, и я закупорили ее кусочком коричневой бумаги, не газетной, потому что с газетной бумаги чернильный яд может попасть в вино и отравить кого-нибудь. Мы дали Пинчеру попробовать, и он так расчихался, что с тех пор стоило показать ему эту бутылку, как он поджав хвост уходил под диван.
Мы спросили Алису, с кого она хочет начать продавать это вино, и она сказала:
— Я буду предлагать его всем, кто заглянет к нам, а тем временем мы можем подумать, к кому из соседей можно отнести. Надо обращаться с ним очень бережно, ведь тут осталось не больше половины, даже если считать сахар.
Почему-то мы решили, что будет лучше не говорить ничего Элайзе. Поэтому она, ничего не зная, открывала и закрывала дверь так быстро, что человек, собирающий налоги, и тот, кто заглянул к нам по ошибке вместо соседнего дома, ушли прежде, чем Алиса успела предложить им попробовать Кастилиан Аморозо. Но около пяти Элайза убежала к подруге, которая обещала сшить ей к воскресенью шляпу, и пока ее не было, кто-то постучал в дверь.
Алиса пошла вниз, а мы следили за ней, свесившись через перила.
Она открыла дверь и сказала:
— Пожалуйста, заходите.
Тот, кто стучал в дверь, сказал ей:
— Я заглянул поговорить с твоим папой, мисс. Он дома?
Алиса опять сказала:
— Заходите, пожалуйста.
Тут этот человек — судя по голосу, мужчина, говорит: — Так он дома или нет? а Алиса знай повторяет свое «заходите, пожалуйста», так что тот человек в конце концов вошел, только сперва очень шумно вытер ноги о коврик у двери. Алиса тут же захлопнула дверь, и мы увидели, что заманила она мясника, который в руках держал какое-то письмо. Он не был одет в синий халат, в котором он обычно режет мясо у себя в магазине, и мы отлично могли рассмотреть его подтяжки. Алиса потом говорила, что он приехал на велосипеде. Она повела его в гостиную, где уже стояли наготове и бутылка Кастилиан Аморозо, и медицинский стаканчик.
Все остальные оставались наверху, но Освальд прокрался вниз и подглядывал в дверную щелку.
— Садитесь, — сказала Алиса очень спокойным голосом, хотя потом говорила мне, что я и представить не могу, какой идиоткой она чувствовала себя в эту минуту. Мясник сел, а Алиса стояла перед ним, и ничего не говорила, только вертела в руках медицинский стаканчик, а потом взяла и протолкнула коричневую бумажную затычку прямо вовнутрь этой бутылки.
— Может быть, вы скажете своему папе, что мне надо с ним поговорить? — сказал мясник, когда ему надоело просто так сидеть.
— Он скоро придет, — ответила ему Алиса.
И опять стоит молча и ничего не делает. Выглядело это и впрямь очень глупо, и я слышал, как Г. О. рассмеялся. Я поднялся наверх и отругал его за это — совсем тихо, так что мясник, наверное, ничего не услышал, но Алиса нас слышала, и это вывело ее из оцепенения. Она вдруг заговорила очень быстро — так быстро, что я понял, что она сочинила всю эту речь заранее. Почти все фразы она позаимствовала из нашей инструкции.
— Будьте добры, обратите внимание на этот образчик хереса, который стоит перед вами, — завелась она. — Оно называется кастилиан и как-то еще, и цена его несопоставима с его букетом и несравненным ароматом.
Мясник пробормотал только:
— В жизни ничего подобного!
Алиса и говорит:
— Хотите попробовать?