Снова уходил Алешка на свидание, и снова провожали его глазами товарищи. Но никто уже не позволил себе ни удивления, ни насмешки.
А невозмутимый обычно Волков даже вздохнул:
— Что ж, в его годы отмахать туда да обратно по пятнадцать километров можно. А вот нас с вами навряд ли заманишь такой прогулкой.
— У вас есть семья? — спросил Белогоров вместо ответа.
— Мать… Отец… Я с полем обручился, — пошутил Волков.
— А у меня была, да поле развело, — признался Белогоров.
Волков внимательно посмотрел на него и кивнул.
— С нашим братом это бывает… Я уже сколько раз думал: да ну ее к богу, эту жизнь цыганскую!.. А бросить — не могу. Поначалу-то, признаться, я больше заработком интересовался. Буровики одно время здорово получали. Потом поменьше стали, а я уже все равно не могу без поля… Как весна подходит — тянет, да и все… Ну, просто сил нет дома сидеть…
— Вот и я не смог, — грустно усмехнулся Белогоров. — А хотел. Даже слово дал… Жене. Весна подходит, друзья в поле собираются, а я креплюсь. Потом разъехались все… И вот каждый день мне сны стали сниться — то будто я в Саянах, то в тундре. Я ведь больше на Севере работал. А в степях не бывал. Думаю, неужто никогда не увижу?.. И вот, теперь мой дом опять в поле.
Волков сочувственно положил ему руку на колено.
— Что поделаешь, Георгий Николаевич. У моряков дом — в море. У нашего брата — геолога — в поле. Проживем, как-нибудь, не хуже других. Верно?
— Зачем хуже? Надо лучше, — улыбнулся Белогоров.
Ночь закрыла темным пологом небо, но оставила на закате широкую багряную полоску. Четко вырисовываясь на фоне этой полоски, медленно и словно из-под земли вырастают два силуэта.
Это Алешка и Зинка поднимаются на гребень увала. Оба молчат. Алешка так углубился в какие-то свои мысли, что хотя и бросает время от времени пытливый взгляд на свою спутницу, но совсем не замечает легкой и опасной в таких случаях скуки, которая охватила девушку.
А вернее, он смотрит не столько на Зинку, сколько на ее руку. И вот, наконец, преодолев собственное сопротивление, он осторожно берет девушку за руку и со страхом ждет, что она скажет на это.
Но Зинка, мельком глянув на него, совсем не обратила внимания на такую малость, и снова на лице ее воцарилась скука.
А Алешка все не замечал этого, упиваясь своим маленьким счастьем — ее рукой.
Так подошли они к Зинкиному дому.
— Ну вот и погуляли! — со вздохом облегчения сказала Зинка.
— Да-а, — счастливо протянул Алешка.
Зинка посмотрела на него.
— Ну что ж, коль нечего сказать, и «да» — слово! — насмешливо заметила она.
— Да, — растерянно подтвердил Алешка, не найдя что еще сказать… — Ну, до свиданья… — протянул он руку.
Зинка прислонилась спиной к двери и, склонив голову набок, посмотрела на него.
В глазах ее вдруг появились смешливые искорки.
— Никак не пойму я, что ты за кавалер такой? — лукаво вздохнула она. — Неужели даже на прощанье не поцелуешь?
Алешка заколебался, но только на мгновение. А потом, шагнув к ней, он так трепетно, так почтительно и нежно коснулся губами ее губ, держа руки по швам, что Зинке стало ясно — это первый поцелуй в его жизни.
Он стоял перед ней, не смея сразу поднять на нее взгляд после этого поцелуя, а она смотрела на него широко открытыми глазами, впервые начав понимать его…
— Чудной ты парень! — покачала она головой. — Хочешь, давай еще посидим вот тут…
И она села на старое бревно, лежащее возле дома.
Алешка, у которого еще не прошло смущение, осторожно сел рядом.
Зинка, лукаво улыбнувшись, подвинулась к нему, так что ее плечо коснулось Алешкиного.
Алешка замер.
Зинка подождала еще немножко и вдруг фыркнула.
— Что-то ты, миленький, уж больно смирен! Или не нравлюсь я тебе?..
Алешка испуганно уставился на нее, но не смог выдержать ее насмешливого взгляда. Он поспешил отвести глаза и не знал, куда девать себя от смущения.
— Ну, что молчишь-то?
— Нравитесь, — пробормотал он наконец.
— А что же ты сидишь, как памятник? Не знаешь, чем руки занять?
Алешка поежился.
— Господи, да что же мне с тобой делать? — не унималась Зинка. — Ты что, никогда за девку не держался?
— Ну, а если нет, тогда что? — вдруг мрачно и решительно обернулся к Зинке Алешка.
— Ну так подержись, пока я добрая. — Она залилась смехом.
Алешка встал.
— Я не люблю таких шуток, — хмуро сказал он.
— Подумаешь! — вскипела Зинка, вскакивая. Зачем же ты тогда ходил сюда?
— А я ходил не к такой…
— А я вот такая и есть! Не нравлюсь?
— Нет, — не сразу, но твердо ответил Алешка.
— Ну и катись тогда отсюда! Подумаешь, учитель какой нашелся! Некому меня учить тут было! Ну, чего стоишь?
И, странное дело, Алешка вдруг улыбнулся.
— Ты чего смеешься? — вконец разозлилась Зинка.
Совершенно ошеломленная, она вытаращила на него глаза, заморгала, открыла рот, но не нашла ничего лучшего, как выпалить: — Дурак! — и опрометью кинулась в дом, захлопнув за собой дверь.
Огромное красное солнце выкатилось из-за полоски туч над горизонтом. Над буровой, показавшейся впереди, гаснет лампа на мачте.
Алешка свернул с дороги и пошел прямиком. Небольшая балка лежала на его пути. Он уже стал спускаться в нее и… замер, увидев на дне ее мужчину и женщину. Это были Лиза и Сергей. Они тоже увидели его. Поднявшись с земли, Лиза бросилась бежать.
Алешка, смущенный и растерянный, стал обходить балку стороной.
Через некоторое время его догнал Сергей.
— Слышь-ка! — хмуро начал он после некоторого молчания. — О том, что видел, — молчок! Понял?
— Меня об этом можно было бы не просить, — несколько обиженно отозвался Алешка.
— Ну, то-то?!.. Сам понимаешь…
Алешка кивнул, потом подняв на него глаза, тихо опросил:
— Значит, ты любишь ее?
На миг в глазах Сергея мелькнуло изумление, и, казалось, он готов был расхохотаться, но что-то в чистых глазах Алешки остановило его, и он, мотнув головой, ответил не очень уверенно:
— Ну, да… — и поспешно отвел глаза.
— А муж? — помолчав, спросил Алешка.
— Да ну, муж! Что она хорошего от своего Ильи видит?.. То есть он, конечно, и не обижает ее, — поправился он. — А в общем, что есть он, что нет — разница небольшая… Со мной не сравнить, конечно, —
