Она заплакала. Она умоляла дать ей время, ласкала и целовала его, но он не хотел слушать. Он противостоял ей, требовал ее любви, пока она не попыталась спастись среди смятых простыней. Но он держал ее пленницей между своими сильными бедрами, и наконец она уступила его настойчивости, милой и горькой силе его желания. Она упала назад, сломанная, измученная ужасом и обожанием.

Наконец они заснули на огромной смятой постели, лежа бок о бок, как первые ростки жизни на земле, сплетенные и неподвижные, как две водоросли на дне моря.

Наступал рассвет, серый дождливый рассвет. Он наползал на пропитанное влагой небо Парижа, но Тома и Шарлотта не видели его. Они продолжали спать.

Началось утро, а дождь все еще шел. Тома проснулся первым. Он смотрел, как спала Шарлотта, и ему хотелось, чтобы день никогда не начинался: его страшили мысли о будущем.

Шарлотта продолжала безмятежно спать, в то время как он с ужасом пытался представить себе, что их ожидает. Когда она проснулась, он лежал совсем рядом, чтобы ей было спокойнее, и они почти бессознательно потянулись друг к другу, будто оставаясь в спокойном сне. Потом они тихо лежали голова к голове и некоторое время испытывали необычайно радостное для человека состояние, когда он сознает, что совершенно счастлив.

Но это ощущение прошло, и на смену ему пришел страх. Они лежали, безнадежно уставясь вверх, на мрачный потолок.

— Надо идти, — наконец сказал Тома.

Шарлотта только глубоко вздохнула. Оба знали, что волшебство скоро исчезнет.

— Давай, — сказал он.

Ему пришлось буквально вытащить ее из постели и затем оставить ее одну, чтобы она могла совершить поспешный туалет. Она торопливо оделась и пошла искать его, ее платье сидело косо, а волосы были подобраны кое-как. Тома взял ее за руку, и они молча спустились вниз. Оба выглядели бледными и истощенными.

Они отыскали маленький бар, вошли внутрь, заказали кофе и рогалики и молча съели их, продрогшие от промозглой сырости необычно холодного майского утра. Солнце исчезло, и все вокруг стало странно грустным.

Немного восстановив силы, они почувствовали, как к ним вернулось прежнее беспокойство. Шарлотта смотрела на Тома и думала, что же он скажет. Он показался ей каким-то отчужденным, и она еще больше погрустнела, стала такой же печальной и мрачной, как это утро.

Дальняя стена кафе была украшена большим зеркалом в золоченой раме, покрытым отвратительными пятнами и оспинами от влаги. Неожиданно подняв головы, Тома и Шарлотта увидели себя в его отражении: нелепые, жалкие карлики.

Они одновременно повернулись, их глаза встретились. Во взглядах обоих было страдание, рожденное боязнью потерять друг друга, боязнью жизни.

Шарлотта выглядела бледной и изможденной, ее платье имело такой несвежий и измятый вид, как если бы она совершила долгое путешествие в поезде. У Тома были усталые глаза, и отросшая за ночь щетина старила его, но он после событий этой ночи, выглядел лучше, чем она, и, чувствуя это, Шарлотта торопилась уйти.

Она пристально смотрела в окно на проходящий омнибус, набитый людьми. Лошади пошатывались на скользких камнях. В кафе входили люди с незнакомыми лицами, привнося вместе с собой мелкие заботы повседневной жизни. Волна грусти охватила Шарлотту, и она закрыла глаза руками.

Тома сидел лицом к ней на противоположной стороне столика, но теперь он неожиданно поднялся и перешел к ней, чтобы сесть рядом, на истертую плюшевую скамью. Его рука защищающе легла на ее плечи, притягивая ее к нему, и она почувствовала влажный запах его плаща и запах самого Тома, который теперь был не только его, но и ее тоже. Он одновременно и раздражал и успокаивал ее — настолько она была им пресыщена.

Он заставил ее посмотреть на себя, понимая ее грусть и ее страхи.

— Я приду еще, ты ведь хочешь меня, не так ли? Вечером. Жди меня. Не грусти. Я люблю тебя. Не хочу, чтобы ты боялась.

— А Мари? — спросила она.

Тома все время думал о ней, как только они покинули отель. Он печально погладил ее по волосам.

— Пойду навестить ее.

— Сейчас?

— Чем раньше, тем лучше. Она должна знать.

— Да, конечно, — тихо сказала она.

Он подумал о предстоящей неприятной обязанности и крепко сжал руку Шарлотты, чтобы передать силу этой любви, которой Мари должна была быть принесена в жертву.

— Жди меня дома сегодня во второй половине дня. Я приду. Ты ведь знаешь, что я приду?

Из-за Мари он был сдержанным в выражении своей огромной надежды, и множество слов осталось невысказанными.

— Будешь ждать? — только и сказал он, еще настойчивее сжав ее руку.

Шарлотта надула губы и смотрела отсутствующим взглядом. Ей была неприятна мысль, что он должен просить позволения любить ее у другой женщины. Эта мысль ранила ее гордость и вызывала ревность, в чем Шарлотта ни за что не призналась бы себе, и у нее испортилось настроение.

— Я буду ждать, — сказала она. — Но… что, если ты не придешь?

— Ничто не может остановить меня! — сказал он, пытаясь удержать ее взгляд, который она отводила в сторону.

В своем унылом настроении она почти испытывала наслаждение от мысли, что он мог бы ее бросить, не вернуться…

Напористым тоном она спросила:

— А если, предположим, ты не вернешься?

Теперь, при свете утра, она чувствовала себя смущенной, неуверенной и странно нервной.

— Давай заключим соглашение, — сказала она, пытаясь изобразить веселость. — Если ты не придешь, скажем, к восьми часам, я буду знать, что ты не придешь никогда… и я буду считать себя свободной!

Тома взял ее за волосы и повернул лицом к себе, не думая о том, что это могут видеть и другие посетители кафе.

— Ты хочешь быть свободной? — серьезно спросил он.

Неожиданное движение и сильная рука, держащая ее, заставили ее страсть вспыхнуть снова. Она опустила глаза, и Тома увидел, что ее губы мелко задрожали.

— Ты хочешь быть свободной? — сказал он снова грубым шепотом, и, побежденная, она мягко ответила:

— Нет. О, нет!

Он отпустил ее, но продолжал оставаться очень близко к ней, проникая своим взглядом в глубину ее глаз.

— Ты будешь ждать меня? Ты доверяешь мне? Нам? Ты знаешь, что это означает, и не боишься?

Она покачала головой. Ее горло сжалось, и она ощутила острое чувство удовольствия.

— Улыбнись мне, — скомандовал он.

Шарлотта заставила себя расслабить мускулы лица, которые уже застыли в маску. В конце концов она выдавила из себя слабую, дрожащую улыбку.

— Я люблю тебя, — нежно сказал Тома. — Я хотел сказать тебе это еще раз сегодня утром.

Он был вынужден отпустить ее. Он уходил. Посмотрев на себя в зеркало, Шарлотта ужаснулась