исследователь.

— Что дает вам право так говорить? То, что его книги не входят в список бестселлеров газеты «Нью- Йорк таймс»? Или то, что вы указали на неизвестный ему источник? Но ведь Мелькиор сказал, что ему он не внушает доверия.

— Еще бы, надо же было как-то оправдаться. Он никогда и не слышал про эти письма. И я знаю много других документов, о которых он понятия не имеет.

— О, прекратите это хвастовство, Адам.

— Он насквозь лживый. Вы не обратили внимания на его акцент?

— Он… Я… Какое это имеет значение?

— Он вырос в Айове и за всю жизнь провел в Англии не более нескольких недель. Так почему же вас не удивляет, что он говорит с акцентом герцога Йоркского? Это все игра, Ли, он выдумал себе имидж и четко придерживается его.

— Даже если то, что вы говорите, правда, добиться такого положения с помощью одного имиджа невозможно.

Адам встал и подбоченился.

— Значит, вам удалось убедить Вербену вышвырнуть меня из дому после этой идиотской стычки с Мелькиором?

Ли покраснела. Она должна была сообразить, что ему сразу станет ясно, с какой целью она решила побеседовать с Вербеной. И едко заметила:

— Если безделье на солнце и есть форма вашего соавторства, то удивительно, что тетя до сих пор этого не сделала.

— Я честно выполняю свою часть работы. Это касается и книги, и хозяйства, от которого голова идет кругом.

Ли не могла отрицать, что Адам помогал так, как трудно ожидать от гостя, но ей стало не по себе после этого сердитого обмена мнениями, и она повернулась к нему спиной.

— Пойду в дом. Извините, что помешала.

Он схватил ее за локоть и развернул к себе лицом.

— Вы не умеете не мешать. В этом вы такая же, как и все из вашего племени.

Она попыталась вырваться из его железных рук.

— Мое племя? И что это должно означать?

— Ученый мир, снобы. Я пишу книги, понять которые не требуется ученой степени, значит, я не достоин даже сидеть за столом с вами.

— Вы пишете то, что отдает дешевой сенсацией, развлекательностью, ловко стряпаете то, что приносит деньги и успех…

— Какой восхитительный набор слов. И какую же из моих книг вы прочитали, чтобы стать столь авторитетным критиком?

— Я не прочла ни одной из них и не собираюсь этого делать. А теперь пустите меня.

Он еще крепче стиснул ее, не сводя с нее горящего взгляда. Оба тяжело дышали от злости.

Адам прищурил глаза с густыми золотистыми ресницами. Ли нервно облизала губы и тут сообразила, что он не отрываясь смотрит на них.

— Отпустите меня, — проговорила она сдавленным голосом.

Не обращая внимания на ее слова, Адам коснулся ее щеки и медленно провел пальцем по подбородку. Его прикосновение было теплым и легким, словно перышко птицы.

— Ваша кожа нежная, как шелк, — зачарованно пробормотал он. — Ваши щеки пылают. — Он наклонился и коснулся ее мягким и слегка влажным поцелуем. — Можно обжечься.

— Прекратите. — Ее голос прозвучал так слабо, что он вряд ли ее услышал. Надо немедленно предпринять нечто более решительное, а не умолять еле слышным голосом. Она должна вцепиться ему в волосы и резко оттолкнуть от себя.

Как только ее пальцы коснулись его кожи, она совершенно забыла про свои планы отпора и, закрыв глаза, погрузилась в блаженство. Он тоже замер, она лишь чувствовала его теплое дыхание на затылке.

Ли коснулась губами волос на его голове. Кровь зашумела у нее в ушах, когда она изучающе провела ладонями по его груди. Кожа его была гладкой, под ней чувствовались крепкие тренированные мышцы. Курчавые жесткие волоски на его груди щекотали ей пальцы, обвиваясь вокруг них, когда она попыталась пригладить их рукой.

Глаза их встретились. Его глаза — цвета ясного неба — вдруг потемнели. Она и представить себе не могла, что они могут стать такими. Секунду-другую он вопросительно смотрел на нее, а потом притянул к себе. Ли бросило в жар, ее грудь начала вздыматься и опускаться, а руки упоенно гладили плечи этого золотого язычника, этого любовника из сказки. А он делал с ней что-то такое, от чего все ее тело пело чувственный гимн и ликовало.

Большие ладони обхватили ее затылок, слегка взъерошили волосы и оттянули их назад, так, что она подняла лицо ему навстречу. Он склонился и поцеловал ее. Не ощущалось никакой неловкости, какая бывает при первом поцелуе; его язык скользнул внутрь и принялся по-хозяйски исследовать ее рот. Ли так была поглощена этим, что не могла думать ни о чем другом.

Когда его язык снова принялся за свое колдовство, Ли задрожала от возбуждения. Услышав сдавленный стон, вырвавшийся откуда-то из глубины его груди, она невольно вонзила ногти в его плечи. Руки Адама скользнули вниз и стали ласкать ее бедра.

Ли вскрикнула, испытав почти болезненное, до дрожи, желание, пронзившее ее до кончиков пальцев. Кожа ее запылала, слезно опаленная огнем.

Адам прижал ее лицо к груди и зашептал ей что-то на ухо.

— Что? — выдохнула она, сама занятая тем, что скользила ладонями по его спине, наслаждаясь ощущением твердых мышц.

— Не здесь и не в доме, — задыхаясь, сказал он и проложил дорожку из поцелуев от ее виска до подбородка.

— Что? — повторила она в полном замешательстве.

— Куда мы могли бы пойти?

Ли оцепенела. Значение его слов дошло наконец до ее затуманенного страстью сознания.

— Я нашел неподалеку отсюда старый сарайчик. Там нам никто не помешает, — пробормотал он, водя губами по ее растрепанным волосам.

Ли подняла голову и посмотрела ему в лицо:

— Что?

Он ослепительно улыбнулся ей:

— Ты все время твердишь одно и то же. — И мягко поцеловал в губы, снова чуть не лишив ее рассудка.

— Сарай? — повторила она сквозь стиснутые зубы. Значит, ему хотелось затащить ее в сарай, как последнюю шлюху?

— Ли! — Голос Адама дрогнул.

Нет! Она отпрянула назад, в ужасе глядя вокруг себя. Как она могла допустить такое? Да, все начал он, но она никогда не лицемерила перед собой и сейчас не хотела свалить всю вину на него одного. В столь страстных объятиях участвуют двое!

— Я не собираюсь извиняться, Ли, — с трудом переводя дыхание, произнес Адам.

— Я и не ждала от вас извинений! — Не могла же она отрицать, что это помутнение мозгов было взаимным.

— О, конечно же, нет! Теперь я фигурирую в ваших мыслях первобытным дикарем, набрасывающимся на женщин всякий раз, как только представляется шанс, — едко произнес он.

— Лихость, с которой вы все проделали, свидетельствует о большом опыте!

Ли тут же пожалела о своих словах. Достаточно того, что она попалась на его крючок.

Лицо Адама помрачнело, брови гневно сошлись на переносице.

— Вербена наверняка все еще сидит в кабинете. Почему бы вам не побежать к ней и не сообщить, что