— Какое пятно?

— Не знаешь? — он накачал головой. — А Владимир Антонович говорил: едет крупный специалист по пятнам.

— Где он сам? — спросил я.

— На почту вызвали, к телефону.

— А вы кто у него?

— Я? — голый снисходительно улыбнулся, и я понял, что дал маху. — Он у меня кто — вот правильная постановка вопроса.

— Ну, он у вас кто?

— Мой зам — и без всяких «ну». Просто зам. Понятно? Шутит или серьезно? Папа говорил — дядя Володя возглавляет археологическую экспедицию.

Неожиданно раздался веселый смех. Полог одной из палаток откинулся, и наружу вылезла девушка, вся в веснушках. Две смешные косички торчали по сторонам ее головы, как рожки.

— Слушай больше! — сказала она мне, все еще смеясь. — Он же самый известный трепач на всем четвертом курсе.

— Студент? — обрадовался я. — Простой студент?

Голый поморщился:

— Простых студентов не бывает. Студенты все люди сложные…

— Особенно троечники, — ехидно вставила девушка.

Голый человек поднял на лоб очки, посмотрел на меня прищурившись.

— А мы, кажется, коллеги. Он тоже знает, что такое тройки, — я вижу по его носу. Ведь знаешь, верно?

Девушка взяла меня за плечи.

— Ладно, хватит трепаться… Есть хочешь?

И только тут я почувствовал, как страшно проголодался. Ведь я сегодня даже не обедал.

Девушка повела меня в «Общественную столовую «Рот пошире!» — такая табличка висела на дереве, под которым стоял шаткий, сколоченный из ящиков, длинный стол.

Скамьями служили прибитые к кольям длинные жердины — на них было очень неудобно сидеть.

Зато гороховая каша, которой я получил целую миску, показалась мне необыкновенно вкусной. Она пахла дымом и почему-то хвоей.

Они оба сидели напротив и смотрели мне прямо в рот; девушка с явной радостью, голый — с удивлением.

— Ну, Козлик, — сказал он, — один — ноль в твою пользу. Но остальные все равно есть не будут — вот увидишь!

— Съедят, как миленькие… Тебе еще?

Я кивнул. Мне хотелось сделать ей приятное.

— Только немного.

Голый хлопнул себя по плечу. Нарочно. Никакого там комара не было — я видел.

Добавка, пошла куда труднее. Теперь мне казалось, что каша здорово пригорела. Но я все-таки справился с ней. Потом спросил:

— Откопали уже что-нибудь?

— Гробницу Гая Юлия Цезаря, — тотчас же ответил голый.

— Цезаря здесь никогда не хоронили! — Думают, я не заметил, как они переглянулись.

— А где? — голый сделал вид, что ужасно поразился.

— В древнем Риме — где еще? Он там был царем.

— Не царем, а императором, — поправила девушка.

— Какая разница? — я торжествовал. — Даже само слово «царь» сделалось из слова «Цезарь».

— О, да ты отрок образованный! Пойдем к хранилищу, покажу кое-что.

Голый повел меня к одной из палаток. Возле нее стоял большой сундук. Я его сразу узнал. Он валялся у нас в сарайчике, и мама хранила в нем всякую ерунду: сношенные ботинки, мои сломанные игрушки. Потом дядя Володя увидел его, когда помогал папе колоть дрова, и выпросил. И теперь этот облезлый сундук возведен в высокий чин хранилища.

— Вот, смотри! — голый снял замок и откинул крышку.

В сундуке стояли три старых, потрескавшихся глиняных горшка. Один большой, кривобокий, два поменьше, с ровными боками. Между горшками лежали, аккуратно сложенные, черепки, таких же глиняных горшков.

И решил, что голый меня снова разыгрывает, и сказал насмешливо:

— Да, богато!

— Ты, малявка! — он рассердился, кажется, по-настоящему. — Ну-ка, встать! Руки по швам!.. Этим горшкам шесть тысяч лет, понимаешь! Шесть тысяч! Вся Европа еще жрала сырое мясо, а из этих горшков уже ели вареное. Древний Египет еще только раздумывал, стоит или не стоит начинать свою историю, а здесь уже жили мыслители и художники. Ты посмотри, какие богатейшие орнаменты. Видишь?

Я присмотрелся, но не увидел на горшках ничего, кроме выдавленных черточек и кружков. Подумаешь, богатство! А вот у голого за очками восторженно блестели глаза.

— За четыре тысячи лет до твоего Гая Юлия Цезаря! За шесть тысяч лет до Вячеслава Самоварова!

Я чуть было снова не попался и не спросил, кто такой Вячеслав Самоваров. Но меня опередила девушка. Она скомандовала:

— Слава, за водой!

Ах, он Слава? Тогда все ясно!

— Да погоди же, Козлик… Дай объяснить человеку.

— Нет, ты пойдешь сейчас за водой. За весь день принес всего два ведра. Ребята вот-вот вернутся с раскопок, а бак совершенно пустой.

— Гм… Пошли, отрок, поговорим по дороге.

— Не ходи! — остановила меня, девушка.

— Но почему, Козлик?

— Потому, что ты лодырь! Тебе бы только взвалить на чьи-нибудь плечи.

— Ах, так!..

Через минуту, громыхая ведрами, Слава несся по тропинке в сторону домов. За ним, опустив свой сосисочный хвост и опасливо косясь в мою сторону, трусила подлая собачонка.

— Почему он вас так зовет? — спросил я девушку.

— Козлик? — она рассмеялась. — У меня фамилия такая — Козлова. А имя — Вера.

— А что? Очень хорошее имя.

— Ну, зови Верой, если тебе так больше нравится. Но только на «ты».

— Так вы же… ты… старше…

— Подумаешь, на какие-нибудь шесть-семь лет. Это только сейчас заметно. А лет через сто — никакой разницы. Ну скажи: сто три или сто десять — не все ли равно?

Забавно!.. Я попытался представить ее и себя через сто лет — и не смог. Наверное, такие вот старички, как сегодня в машине. Иди разбери, кто старше, кто младше. А может, к тому времени выдумывают уже таблетки от старости и вообще никаких стариков не будет.

Слава принес два полных ведра, вылил в бак.

— Хватит… Куда ты?

Он не ответил, ушел снова, сопровождаемый собачонкой — она не отставала от него ни на шаг.

— Теперь будет таскать, пока весь бак не наполнит, — смеялась Вера. — Заядлый!

С Верой просто. Не надо быть все время настороже и гадать: разыгрывают тебя или нет. Пока Слава таскал воду, она рассказала мне, как экспедиция ехала сюда на двух грузовиках, как устраивались на новом месте.

Вот где я по-настоящему пожалел о своей ангине! У них столько было всяких приключений. И колесо у машины по дороге спустило, и автоинспектор их останавливал. А потом, уже здесь, на месте, только начали