— А роман Станислава Лема «Солярис»? Помнишь, Боря? Там космонавты открыли планету, окруженную океаном, а потом оказалось, что это не океан, а живой мозг.

— Что он говорит, что он говорит, слышишь, Боря?

— Сразу видно: Толька не читал «Солярис», правда, Боря?

Боря не отвечал ни мне, ни Сашке, продолжал невозмутимо чистить картошку. И если бы не внимательные взгляды, которые он иногда бросал на нас из-под опущенных век, можно было подумать, что он совсем не слушает и думает о чем-то своем.

Наконец, отчаявшись, мы решили отказаться от всяких обходных маневров и повести разговор впрямую.

— Слушай, Боря, — начал я вкрадчиво, — есть одно тайное дело. Дай слово, что никому не скажешь.

Серая лента картофельной шкурки на мгновение застыла над ножом.

— Опять золотая гривна? — спросил Боря.

— Нет! — дружно замахали мы руками. — Нет, нет! Совсем другое.

Шкурка снова поползла с картофелины.

— Ну? — Боря поднял голову, и в его маленьких глазах я прочитал любопытство. Ага! Наконец-то!

— А, умник! Сначала дай слово.

— Ну, берите.

Я вопросительно посмотрел на Сашку. Можно ли странное, будничное «берите» считать честным словом? Решили: ладно, считаем, будь что будет!

Сашка изложил Боре весь наш план, ничего не утаил. Даже наоборот, немножко прибавил. Будто его дядя, когда был еще пацаном, рыл Чертов курган и нашел там уйму золота.

И чуть все не испортил.

— Зачем тогда рыть, если он уже нашел? — спросил Боря.

Сашка выкрутился мгновенно:

— А я еще не сказал, что потом было. Потом он испугался и снова зарыл.

Боря кончил чистить картошку. Поднял кастрюлю, отнес ее к очагу.

— Очистки — туда! — он ткнул пальцем в сторону ямы.

Мы аккуратно собрали картофельные шкурки, все до единой, бросили в яму. Боря раздувал огонь в печке. Мы опустились рядом с ним на колени и тоже принялись дуть. Наконец пламя охватило сучья и стало их пожирать.

— Фу!

Боря встал. Мы тоже.

— Ну? — сказал Сашка, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Ну? — сказал я.

Боря почесал нос.

— Как студент четвертого курса педагогического института я должен немедленно сообщить о вашей авантюрной затее Владимиру Антоновичу.

Я испугался:

— Ты же дал слово!

Сашка сказал хмуро:

— Это нечестно.

— И совсем непедагогично! — добавил я в отчаянии.

Боря уставился на меня своими свинцовыми глазками. Впрочем, свинец в них начинал плавиться; я ясно различал золотистые точки.

— Почему непедагогично?

— Педагог не должен обманывать маленьких.

— А как педагогично?

— Уж лучше попытаться нас отговорить.

— А получится?

— Нет. — Меня подбадривали веселые золотистые точки в его глазах; их становилось все больше.

— Вот видишь!

— Но отговаривать стал бы кто? — теперь уже атаку повел Сашка. — Какой-нибудь сухарь, а не настоящий педагог. Настоящий педагог обязан пойти вместе с нами.

— Вот как! Даже обязан?

— А как же! Вдруг мы провалимся в яму.

— Или нас укусит змея, — поддержал я Сашку.

— Или бешеная собака. Знаешь какая там бегает!

— Хм… — Боря снова почесал кончик носа. — Значит, вы оба считаете, что я, как педагог, обязан идти вместе с вами. Хорошо, предположим. Я пошел. А дальше?

Сашка не упускал инициативы:

— Дальше? Копать. И если мы что-нибудь найдем, сказать: «Вот видите, дорогие дети, как хорошо, что вы обратились за помощью к старшему товарищу. Без старшего товарища вы бы, понятное дело, ничего не нашли».

— А если не найдем? — Боря был уже наш, наш, хотя и делал вид, что колеблется.

— Если не найдем, тогда нам худо. — Сашка вздохнул печально. — Тогда ты нам скажешь: «Видите, дорогие дети, вам старший товарищ говорил, а вы не слушались. Теперь вы сами убедились, что старшие всегда правы. Слушайтесь старших, дорогие дети!»

— «Ешьте манную кашу, дети», — добавил я.

— «И мойте руки перед едой», — закончил Сашка.

Боря смеялся. Не громко, конечно. Громко он никогда не смеялся. Глаза смеялись.

— Значит, вы считаете, идти будет педагогично?

— Еще как педагогично! — закричал я радостно. — Препедагогично-распрепедагогично!

— Все! Решено! Иду! Во имя педагогической науки. Но только во всем слушаться меня. Скажу: копать — рук не жалейте. Скажу: перестать — баста!

Какое там — во имя науки! Мы же понимали: просто ему тоже хочется копать Чертов курган.

Не меньше, чем нам.

***

Штурм Чертова кургана начался в двадцать три часа по местному времени. Мы с Сашкой хотели дождаться двенадцати, чтобы ровно в полночь, — времени в нашем распоряжении было сколько угодно, хоть до утра: дядя Володя отпустил меня ночевать к Сашке. Но Боря не согласился ждать, обозвал нас какими-то «беспочвенными романтиками», решительно очертил лопатой прямоугольник и подал команду:

— Поехали!

Первой, как и полагается в настоящем бою, вступила в действие тяжелая артиллерия. Боря с силой всаживал в землю лом, разрыхляя твердый верхний слой. Затем пошла в атаку царица полей — пехота. Я орудовал лопатой на конце прямоугольника, подходившем к самым кустам, Сашка, чтобы не мешать мне, — у противоположного ската. Землю мы не разбрасывали как попало, а аккуратно ссыпали в кучу.

Луна, раздутая с одного боку, как будто у нее вспухла щека, светила довольно исправно. Лишь на считанные минуты она уходила за жиденькие облака, и тогда по земле проползали сумрачные тени, от которых мне становилось чуточку не по себе, хотя в общем-то с Борей я ничего не боялся.

Снизу, с огорода тети Поли, доносился жалобный негромкий скулеж. Волк, усевшись напротив нас, на погребе, вымаливал подачку. Хлеб, который притащил для него Сашка, не пришелся по вкусу этому попрошайке. Мясо, видите ли, ему подавай!

Тяжелая артиллерия работала безотказно. Боря, как автомат, через ровные промежутки времени,