живую силу земли, воды, солнца, неба?

Заглянувший к нему через плечо Милан Гораджич промолвил: — Вам следует побывать также и возле Мертвого моря, к юго-востоку отсюда. Впечатлений будет не меньше. Если, конечно, вы стремитесь запечатлеть не только красоту, но и безобразие жизни.

— Не советую лишь окунаться в его соленые воды, — добавил стоящий неподалеку Роже де Мондидье. — Утонуть не утонете, но язвами покроетесь самыми премиленькими.

И вновь рыцари тронулись в путь. Близость цели подгоняла и воодушевляла паломников. Благодаря хозяйственным заботам Андре де Монбара люди были обеспечены и водой и пропитанием, а лошади — фуражом. Те, кто никогда не был в Палестине, поражались ее холмистыми равнинами, песчаными пустошами, прохладными реками, выбеленными на солнце селениями, плодородными пастбищами, крутыми, вздыбившимися над землей горами.

Среди паломников брели и четыре человека, посланных эпархом Стампосом — ничем не выделяясь из толпы страждущих прикоснуться к Гробу Господню. Главным среди них был коренастый грек Христофулос, один из лучших его агентов, прославившийся тем, что сумел войти в доверие к самому Годфруа Буйонскому и удержать того от насильственных действий в отношении окраинных провинций Византии. За три месяца пути, внимательный Христофулос сумел изучить нрав и характер рыцарей. Со встречной группой паломников, среди которых были специальные агенты, курсировавшие между Константинополем и Иерусалимом, грек передал подготовленное в ночной тиши донесение эпарху. Вот что он писал в нем о рыцарях и их ближайшем окружении:

«…Самый пожилой среди .них — испанский маркиз Хуан де Монтемайор Хорхе де Сетина, известный в научных кругах своими географическими и историческими исследованиями. Ему около пятидесяти семи лет. Умен, образован, склонен к длинным рассуждениям, мягок в споре, но мечом владеет отменно. Предполагаю, что его стремление в Иерусалим преследует какую-то особую цель. Возглавляет его отряд кабальерос идальго Корденаль, заносчивый, как и все мелкопоместные испанцы.

Барон Бизоль де Сент-Омер — ближайший друг и сподвижник Гуго де Пейна. Тридцать лет, грубоват и простодушен, самый сильный воин в отряде. Доверчив, честен, опытный боец, интересуется лишь воинским искусством и свиными окороками. Под стать ему и его главный оруженосец Дижон.

Немецкий граф Людвиг фон Зегенгейм, прошедший школу первого нашествия рыцарей в Палестину в воинстве Годфруа Буйонского. Предположительный заместитель Гуго де Пейна. Чуть больше сорока лет. Совершенно владеет различными видами оружия, умелый стратег и тактик в военных операциях. Благородный рыцарь, испытавший когда-то в прошлом тяжелую личную драму. Легко переносит все тяготы пути, как и преданный ему оруженосец, обладающий колоссальной физической силой венгр Иштван.

Роже де Мондидье или Одноглазый Роже. Также около сорока лет, и также участвовавший в боях с сарацинами в Палестине двенадцать лет назад. Веселый, эпикурейский нрав, любитель приврать и рассказать самые невероятные истории. Поглощает огромное количество пищи и вина, что нисколько не сказывается на его костлявой фигуре. Типичный искатель приключений. Присоединился к отряду де Пейна, словно отправился за компанию в баню.

Сербский князь Милан Гораджич. Сорок пять лет. Полумонах, полурыцарь, а по сути — вечный странник, бродяга, ищущий свою судьбу. Он — единственный среди них православный, хотя подозреваю, что его отношение к религии поверхностно, и он больше верит в самого себя, и своего верного слугу китайца Джана, искусного в различных видах борьбы.

Барон Андре де Монбар. Не могу сказать ничего конкретного, кроме того, что ему под тридцать пять лет, что он увлекается алхимией и умело ускользает от пристального внимания. Роль его в этой экспедиции мне непонятна. Его оруженосец Аршамбо такая же бесцветная личность.

Английский граф Грей Норфолк. Не более двадцати двух лет. Молчалив и недоступен, как все британцы. Более тяготеет к мирным занятиям, в частности — к рисованию, но меч держит твердо и в храбрости ему нельзя отказать. Разногласий с французами у него нет, чего не скажешь о его высокомерном оруженосце Гондемаре.

Генуэзский дож Виченцо Тропези и его юная супруга Алессандра Гварини. Двадцать пять и шестнадцать лет. Безумно влюблены друг в друга. Инцидент в бухте Золотого Рога связан именно с ними, их преследует некий Чекко Кавальканти. В связи с этим прошу разъяснить мои санкции: обязан ли я охранять лишь Гуго де Пейна, или также мешать попыткам физического воздействия на кого-либо из его людей? Второе мне кажется неразумным, поскольку мои возможности ограничены.

И, наконец, Гуго де Пейн. Ему тридцать лет, и он производит впечатление человека бесконечно уверенного в своих силах, целях и смысле жизни. Фигура в какой-то степени загадочная и непонятная. С разными людьми он ведет себя по-разному, умудряясь в тоже время всегда оставаться самим собой. Почти невозможное сочетание в одном человеке ума, отваги, учености, благородства, силы, сознанья чести, красоты, учтивости, доброты и многого другого. Более подробную его характеристику я вышлю позднее, после тщательного анализа. Оруженосцем у него довольно легкомысленный, но неглупый малый — Раймонд Плантар.

В заключение, обращаюсь с просьбой; по возможности переправить мне, как можно скорее, триста золотых перперов на непредвиденные расходы…»

Бумага ушла по эстафете в Константинополь, а рыцари с каждым днем все ближе подходили к Иерусалиму, делая короткие остановки в лежащих на пути городах и селениях, где находили добрый прием, поскольку вести о них уже разносились по Палестине.

После Яффы оставшийся путь исчислялся нескольким минутами. И вот — наступил день, когда предчувствие чего-то необычного заставило ускоренно биться напряженные в томительном ожидании сердца всех приближающихся к Святому Городу путников. Но первым, в песчаной дали, разглядел верхушку белокаменных стен юный Раймонд. Приподнявшись на стременах, он радостно выкрикнул:

— Я вижу! Вижу — Иерусалим!

Арабы называли его Аль-Кодс — Святой Город; иудеи, основавшие там царство Израильское и перенесшие в него престол Давида и Ковчег Божий — Ершалаим; христиане, жившие в нем тысячу лет и дождавшиеся его освобождения с приходом рыцарства Годфруа Буйонского — Иерусалим. Но и те, и другие, и третьи, никогда не могли завладеть им полностью, или хотя бы разделить на три равные части. У каждого из них были в этом городе свои святыни, своя история, свое прошлое. Три мировые религии — христианство, ислам, иудаизм, — сошлись в одном городе, сделав его своим центром. Мусульмане, почитающие Аллаха и пророка его Мохаммеда, с почтением относились к Исса ибн Юсуфу, как они называли Иисус Христа; сирийцы, армяне, византийцы не чинили препятствий малочисленным иудеям; последние же называющие себя богоизбранным народом, в мире жили со своими соседями, будь то католики, грегориане или марониты.

Иерусалим был построен на холмах, где почти отсутствовали вода и деревья: источники и прекрасные сады, виноградные, оливковые и хлопковые угодья располагались в его окрестностях, — там, где кончалась скальная порода. Внутри города вся почва была устлана каменистыми плитами, а неровности ее срезаны и сглажены, поэтому, когда шел благодатный дождь, все улицы и мостовые Иерусалима омывались начисто и сверкали белизной. Такими же белыми выглядели и высокие здания, сооруженные из камня и извести, длинные стены, мечети, церкви, дворы ремесленников, школы и больницы, торговые ряды, судебные и административные палаты. Город окружала крепкая крепостная стена с железными воротами, которая была частично разрушена 14 июня 1099 года, когда сорокатысячное войско Годфруа Буйонского, горящее священной целью возвратить Иерусалиму его христианскую свободу, вступило в битву. Первым ворвался в город Боэмунд Тарентский, тесня его защитников к портику Храма Соломона, где было положено до десяти тысяч отступивших жителей. Вместе с ним, шли на приступ Храма, граф Шампанский и Тибо де Пейн. Они же первыми увидели те несметные сокровища, о которых ходила молва. Но вот были ли эти сокровища единственными в Храме Соломона и не являлись ли они простой приманкой для рыцарей, чтобы скрыть