первую же ночь. Снег таял на подоконнике, на полу кисла давняя лужа. Руслан решил заколотить дверь этой комнаты наглухо. В подсобке нашелся молоток с гвоздями, но Руслан долго не мог найти подходящих планок или досок. В поисках материала он забрел в комнату-склад, где ночевал неделю назад на старом диване, и нашел там лыжи.
Не то чтобы он забыл о них. Они всегда оставались где-то на краю его сознания: деревянные беговые лыжи, сделанные лет двадцать назад, если не больше. Это были еще крепкие, когда-то хорошие, совершенно целые лыжи, и Руслан сразу же отказался от мысли заколотить ими дверь, как досками.
С дверью пришлось повозиться. Руслан намучился, отпиливая ножки от старого стола в бытовке. Хотел отпилить все четыре, но насилу справился с двумя. Крупными гвоздями прибил их к двери параллельно, как рельсы, и понял, что смешнее и хлипче этой конструкции не бывает в мире. Отчаялся — и тут только сообразил, что, раз дверь открывается наружу, ее можно блокировать, приколотив к полу «башмак» вроде того, что кладут под колеса.
Уже темнело. Закончив работу, он вернулся в административное крыло, прихватив с собой лыжи.
Лак, когда-то желтый, почти облез, и синяя надпись на нем не читалась. Зато на острых загнутых носах еще можно было разглядеть изображение земного шара с летящей вокруг искоркой. К лыжам прилагались палки из бамбука, с пластиковыми кольцами и остриями из нержавейки, с ременными петлями для рук. Чем больше Руслан разглядывал находку, тем больше она ему нравилась.
Он примерил ботинки к остаткам креплений. Если сосредоточиться — а времени все равно полно… Так вот, если хорошенько сосредоточиться — можно соорудить элементарное, детское, но вполне эффективное приспособление. Упор для носков — и тугая резиновая петля, обхватывающая ботинок сзади. Плюс резиновые полоски в том месте, где подошва будет касаться лыжи.
А еще лучше, подумал осененный Руслан, устроить это крепление под
Он понял, что сам себе признался в безумном плане. И план этот так ему понравился, что он вскочил и заметался по комнате.
Перевал закрыт, да. Для любого транспорта. Для пешехода. Но почему он закрыт для умелого и хорошо снаряженного
Он ощутил эйфорию, какой не чувствовал давно. Пусть лыжник движется со средней скоростью десять километров в час. Сколько мы насчитали до перевала? Шестьдесят километров? Мы пройдем это расстояние за шесть часов, а в долину спустимся с ветерком. Ладно: допустим, быстро я могу проходить только относительно ровные участки. Пусть дорога займет вдвое больше времени. Если у меня с собой будет рюкзак, еда, спички, топор — я смогу отдыхать, греться и идти снова.
Он подпрыгнул несколько раз.
А может быть, уже есть первые вести о победе над лихорадкой? А может, его дожидается письмо?! А может…
Он заставил себя успокоиться. Сел за стол, взял листок бумаги и вывел на нем мягким карандашом: «Крепления. Валенки в подсобке. Что взять из еды? Котелок. Сухой спирт. Фонарь. Воды не надо — натоплю снега. Инструменты? Крепления!!!»
Под валенки он натянул все носки, какие смог достать. Получилось неожиданно удобно. Сложил в рюкзак те консервные банки, которые можно открывать замерзшими руками на морозе. Из трофеев, найденных в корпусе, подобрал себе две варежки: одну зеленую, другую белую.
Адреналин не давал сидеть на месте. Наконец-то — наконец — он был занят чем-то полезным.
Площадка перед корпусом отлично подходила для тренировок. Погода стояла как на заказ — ясно, солнечно, безветренно. Руслан надел лыжи под крыльцом и двинулся по снежной целине, то и дело оглядываясь на генераторную.
Мертвяки плохо ходят в глубоком снегу. Если что — Руслан домчится до крыльца в пять раз быстрее.
Он проложил лыжню, довольно-таки безалаберную, неровную. Потом приспособился, и лыжня заблестела под солнцем. Изо рта вырывался пар. Руслан устал быстрее, чем хотелось бы, и скорость по ровному пространству была все-таки меньше десяти километров в час. Но это была всего лишь первая тренировка.
На другой день он проснулся с болью во всех мышцах. Уже очень давно на его долю не выпадало физических упражнений. Он встал, шипя сквозь зубы, и после обязательных ритуалов — не ждет ли кто в коридоре, нет ли следов на муке — принял горячий душ. Оделся, взял лыжи и, неуклюже переваливаясь в валенках, пошел заново полировать лыжню.
Через пару дней он почти освоился. Он даже съехал с небольшой горки прямо перед корпусом, и свист ветра в ушах привел его в восторг. Правда, в самом конце блистательного спуска он потерял равновесие и упал. Это отрезвило его: лыжи деревянные, тонкие. Нельзя рисковать.
Но и медлить нельзя. Опять начнутся снегопады и ветры — что тогда?
Весь поход был продуман, казалось, до мелочей. На другой день, едва дождавшись рассвета, Руслан взял на плечи рюкзак и вышел по дороге — вслед автобусам.
Сперва, метров пятьсот, шел по лыжне, проложенной накануне. Потом началась целина. Тонкие лыжи проваливались в снег, сил на движение уходило очень много, но Руслан, тем не менее, продвигался вперед очень бодро.
На повороте остановился, чтобы глянуть на корпус. Зияло выбитое окно на первом этаже. Горели два фонаря у крыльца, которые он напоследок не стал выключать.
Они поехали в Канаду на какой-то любительский кинофестиваль, где были членами жюри. Уже началась лихорадка. Но никто не принимал ее всерьез.
Руслан остался дома один — на неделю. Ему нравилось время от времени оставаться одному. Мама с пяти лет в шутку звала его «хозяин».
Потом они позвонили и сказали, что задержатся еще на несколько дней: дурацкая паника из-за дурацкой лихорадки.
Потом их самолет все-таки вылетел. За те двенадцать часов, что он был в полете, на земле и в воздухе случилось множество событий.
Летальность болезни официально признали составляющей сорок процентов (потом она еще повысилась).
Встали из гробов первые мертвяки.
И на борту выявили трех заболевших.
Самолет отказались принимать во Франкфурте. Дозаправили в Цюрихе, но тоже отказались принимать. Несчастный борт мотался, пытаясь высадить пассажиров, и вернулся в конце концов в Канаду. Но приняли его только в Мексике и сразу же заперли в карантин. Оттуда родители еще несколько раз дозванивались. Оба были здоровы или говорили, что здоровы.
Через несколько недель прервалась связь.
Узкие лыжи проваливались в снег. Они были созданы для твердой лыжни, для забегов в парке или на заснеженном школьном стадионе. Здесь, в горах, уместнее были бы широкие туристские лыжи, чтобы идти по целине.
Дорога свернула опять. Непуганая белка, будто штопор, вилась вокруг соснового ствола. Руслан остановился: белок было две… нет, три. Распушив хвосты, они вертели свою карусель, не обращая на путника внимания. Одна свалилась в снег, взметнула белый фонтанчик, нырнула, прорыв туннель, и снова вскочила на сосну. Руслан использовал минутку, чтобы перевести дыхание. Спина у него взмокла, и колени подрагивали.
Он помнил, как родители в последний раз садились в такси. Как мама забыла берет и кричала, чтобы Руслан бросил его в форточку. Она хохотала, это было очень смешно — погоня за летящим беретом, который так и норовил приземлиться на верхушку липы. Потом они помахали руками и перезвонили из аэропорта, что нормально добрались, прошли уже паспортный контроль и ждут посадки…
Квартира теперь стоит запертая, опечатанная. А кактус на подоконнике живет. Кактусы можно не
