скучное, и только после двух смог снова заснуть. Проснулся он утром от стука в дверь, очень долго не мог сообразить, что это за звук, а потом все-таки выбрался из кровати и спросил:

— Кто там?

— Это твой отец, — произнес такой знакомый и пугающий голос. — Открой дверь.

— Нет, — ответил Стерлинг.

— Открой дверь, или пожалеешь, — сказал Уильям. — Ты же знаешь, я не угрожаю попусту.

Стерлинг знал, что отец может перестать оплачивать колледж — если еще не решил это сделать — и тогда он окажется в заднице. Останется без возможности продолжить учебу, без опыта работы, чтобы найти приличное место…

Заранее презирая себя за это, Стерлинг открыл дверь.

— Чего ты хочешь? — буркнул он. Оуэн за такое поведение хорошенько бы его выпорол, и от этой мысли заныло в груди.

Уильям не стал обходить Стерлинга, он просто шагнул вперед, ожидая, что тот попятится, что Стерлинг и сделал. Отец словно заполнил собой всю комнату, нависая над ним, хотя разница в росте у них была и небольшая. В руках Уильяма был здоровый пластиковый пакет с эмблемой дорогого гастронома. Стерлинг хмуро посмотрел на него, а потом перевел взгляд обратно на отца.

— Что-то недолго твои дружки тебя терпели. — Уильям холодно оглядел комнату. — Мог бы найти что-нибудь и получше, учитывая, что плачу за все я, но твоя планка всегда была невысока.

На какое-то безумное мгновение Стерлингу показалось, что Уильям знает об Оуэне, все о нем. Его затошнило, паника захлестнула ядовитой волной, нужно было вытравить ее, прежде чем она разъест его изнутри. Может, отец нанял кого-то следить за ним, детектива, чтобы тот рылся в чужом грязном белье и делал снимки…

— Я все ждал, когда придет счет, — продолжил Уильям, и Стерлингу захотелось заплакать от облегчения. Кредитка. Гребаная кредитка. Отец потянул за ниточки, надавил на кого-то… черт, да ведь кредитка была на его имя, так что, может, ему и не понадобилось больше одного звонка, чтобы узнать, в какую дыру забился блудный сын. — Но, видимо, есть еще люди, которые терпят твои отвратительные выходки, потому что сами не лучше. — Он поковырял носком ботинка дырку в паласе, на лице его застыла маска омерзения, как будто он стоял в луже блевотины. — Можешь остаться тут до начала семестра. Это послужит тебе уроком.

— Я думал, что вы теперь со мной не разговариваете, — съязвил Стерлинг и, сообразив, что выдал мать, почувствовал, как екнуло сердце. Он поспешно добавил: — Ну, раз уж ты…

Уильям усмехнулся:

— Не будь идиотом. Думаешь, я не знал, что мать тебе звонила? Она всегда питала к тебе эту необъяснимую слабость, даже когда я начал подозревать, что ты с отклонениями. Но теперь, когда мы знаем это наверняка, уверен, она согласится с моими доводами.

Стерлинг не стал говорить, что мать давно обо всем знала.

— Это твое. — Уильям бросил пакет ему, и Стерлинг поймал его, просто потому что не знал, что внутри, и не хотел ронять его на пол, на случай если там было что-то действительно нужное. — Не смей говорить с матерью или сестрой, пока не решишь оставить свой богомерзкий образ жизни. Когда поймешь, что готов стать достойным и респектабельным мужчиной, мы поговорим. А до тех пор мы не желаем тебя знать.

Стерлинг заглянул в пакет. Внутри лежали рождественские подарки, которые он так тщательно выбирал и запаковывал, те, что он оставил на кровати в своей спальне для матери и Джастины.

— Ты не желаешь, — поправил он, чувствуя какое-то отупение вместо злости.

— Я глава семьи, — сказал Уильям, как будто это все объясняло. — Для меня это не пустые слова. Мой долг — сохранить честь нашей фамилии незапятнанной. Я не желаю, чтобы о нас ходили слухи; я готов оплачивать твою учебу, пока ты не закончишь. Никто не сможет сказать, что я плохо выполняю свои обязанности.

— Я не хочу твоих денег…

— Но возьмешь их, не так ли? — перебил Уильям. — Возьми и держись от нас подальше. Если тебе не безразличны мать и сестра, надеюсь, ты будешь… благоразумен, хотя, наверное, я прошу слишком много? Такие как ты любят порисоваться, выставляя все напоказ. Тебе плевать, кому ты сделаешь больно. Эгоистичный, испорченный… — Уильям стоял так близко, что с каждым словом Стерлинг чувствовал на лице его дыхание — его замутило. Одеколон отца отравлял каждый вдох, тяжелый, дорогой запах, напоминавший о доме. — Ты самое большое мое разочарование.

— Знаю, — тихо ответил Стерлинг. Зачем сейчас спорить? — Я всегда это знал. Ты ведь никогда и не пытался это скрыть. Но мама и Джастина… они все равно любят меня. Зачем было забирать их подарки?

Уильям окинул его таким брезгливым взглядом, что внутри у Стерлинга все похолодело.

— Потому что они заслуживают лучшего.

Стерлингу казалось, что он стоял и смотрел на отца не меньше часа. Он разглядывал его не как человека, а как кусочки мозаики: седые волосы за ушами, верхняя пуговица рубашки. Наконец словно издалека он услышал свой голос:

— Как скажешь. — Как будто услышанное было так легко пропустить мимо ушей, отбросить за ненадобностью, потому что это неважно.

Жаль, что он так не считал.

Отец развернулся и, не говоря ни слова, вышел из номера. Стерлинг продолжил стоять. Он ждал чего-то, хотя не знал чего.

В конце концов, он все-таки запер дверь, сел на кровать и вытащил телефон. Первым желанием было позвонить Оуэну, но из этого все равно ничего хорошего не вышло бы. Оуэну он не нужен… ему нужна игрушка, простая и интересная, которая со временем наскучит, чтобы потом ее можно было с легкой душой выбросить. А не бракованная, которая включается через раз и работает из рук вон плохо. Вроде Стерлинга.

Поэтому он позвонил Алексу, он знал, что тот на работе, но ему было все равно.

— Стерлинг! Хорошо, что позвонил. Как у вас дела, ребята? — На заднем фоне послышались громкие голоса, и Алекс засмеялся. — Прости, у нас тут сумасшедший дом. Люди до сих пор празднуют… а может, они просто так и не протрезвели с Рождества. Ты успеешь вернуться к новогодней вечеринке в клубе? Это будет что-то.

— На самом деле я уже вернулся, — сказал Стерлинг. — Поругался с отцом… это длинная история, не хочу углубляться в детали. А потом мы поссорились с Оуэном, и нет, об этом я тоже не хочу говорить. Как ты?

— Судя по всему, лучше, чем ты. — Теперь голос Алекса звучал обеспокоенно, а через минуту звуки на заднем плане стали тише, будто тот вышел в место поспокойнее. — Ты в порядке? Не хочешь посидеть вместе после работы? Сегодня вечером я свободен — на две ночи в неделю Кирк дает мне передышку.

— Да, я в порядке. — Это было неправдой, но Стерлинг начинал понимать, что и помимо Оуэна есть люди, которые могут помочь ему. — Эээ… знаю, это прозвучит… странно, но… помнишь тогда, в клубе, Кирк дал мне свой номер? — Стерлинг давно его выбросил, но если Алекс согласится на то, о чем он просит, можно будет получить его снова. — Как ты думаешь… нет, ты не будешь против, если я…

Молчание в трубке заставило его сглотнуть. Может, это не такая уж и хорошая идея. Он знал, что почувствовал бы, если бы ему пришлось делить Оуэна с другим сабом, даже с таким хорошим другом, как Алекс, одно дело — фантазии, но в действительности, Боже, ему не хотелось даже думать о том, что Оуэн станет дарить свое внимание другим, его руки — прикасаться к ним, его улыбки и слова поощрения будут обращены к ним, а не к нему. Так, похоже, к списку его прегрешений надо добавить ревность и жадность…

— Ты хочешь поиграть с нами? — с сомнением спросил Алекс, без труда заполнив пробелы в сказанном. — Господи, Стерлинг, уверен, мне бы это понравилось… я так скучаю по твоей тощей заднице, и ты знаешь это… а Кирк, мне казалось, что ты ему очень приглянулся, но я не думаю, что это хорошая идея. Возбуждает, конечно, и я бы с удовольствием