на ноги. — А потом я позволю тебе опуститься для меня на колени именно так, как я того хочу — а ты запомнишь и в следующий раз, когда я скажу тебе принять эту позу, повторишь все точь-в-точь. — Оуэн стоял так близко, что Стерлинг чувствовал, как дыхание мужчины касается его лица с каждым словом. — Ведь так, Стерлинг?

— Да. — Его связки так натянулись, что было трудно выдавить хоть что-то, но Стерлинг был уверен, Оуэн его расслышал. Он заставил себя повторить, просто чтобы убедиться, и только тогда понял, что дышит слишком часто. — Да, Оуэн.

Стерлинг сделал глубокий вдох и медленно выдохнул — он был почти уверен, что не придумал одобрение на лице Оуэна. Надеялся, что нет.

— Расслабься, — посоветовал Оуэн. — Я знаю, что это подавляет, но единственное, что может меня разочаровать — это если ты не будешь стараться, а это невозможно. Я не позволю. Так что расслабься и наслаждайся процессом. — Он снова обхватил лицо Стерлинга и медленно провел большим пальцем по губам. Стерлинг беспомощно потянулся губами за подушечкой, как будто пытаясь продлить прикосновение. — Я дам тебе то, о чем ты просишь, и даже больше, только пожалуй, нам нужно придумать что-то, чего тебе придется ждать, что-то, чтобы, уходя домой, ты мог думать только об этом. — Оуэн начал расстегивать рубашку, которую надел сегодня Стерлинг, решивший, что будет некрасиво прийти в футболке. Ловкие пальцы неторопливо выпутывали пуговицы из маленьких петелек. — Какие-нибудь предложения?

Все его тело дрожало, взгляд метался от лица Оуэна к его рукам, таким близким.

— Прикоснитесь ко мне, — попросил Стерлинг. — То есть я хочу, чтобы вы сделали это. Хочу, чтобы прикоснулись ко мне. Провели руками по моей коже.

Он был настолько возбужден, что в голове тут же нарисовались яркие, живые картинки того, как это будет. Он — вытянувшийся на постели, обнаженный, и Сойер — сидящий рядом. Одна рука мужчины скользит по обнаженной коже к его паху… Стерлинг застонал, член ощутимо запульсировал под джинсами, когда Оуэн высвободил из петельки еще одну пуговицу.

— Хмм, да, полагаю, это подойдет, — сказал Оуэн, в его голосе послышалось легкое сожаление. Он сделал шаг назад. — Тогда лучше тебе раздеться до конца. И смотри при этом на меня, пожалуйста. Я хочу видеть не только все твое тело, но и лицо.

Боже, он уже изнывал от желания, но он сможет. Оуэн велел ему это сделать, и он будет послушен. Мысли о том, что что-то может быть настолько простым, настолько элементарным, было достаточно для того, чтобы руки Стерлинга неуклюже завозились с рубашкой, даже несмотря на то, что подушечки пальцев онемели.

Каким-то образом ему удалось расстегнуть две последние пуговицы, а затем он вспомнил, что не должен был отрывать глаза от лица Оуэна. Куда он смотрел? Он не знал точно, но Оуэн не делал ему замечания и не выглядел рассерженным, так что, наверное, все в порядке.

Стерлинг повел плечами, давая рубашке соскользнуть и упасть на пол, его глаза были прикованы к Оуэну. Мужчина наблюдал за тем, как он раздевался. Наблюдал за ним, и Стерлинг еще никогда в жизни не был так заведен.

Все еще дрожащими руками он расстегнул ремень и молнию. Его член непрерывно и настойчиво ныл от возбуждения, и Стерлинг чувствовал на мягком хлопке плавок влажное пятно. Он облизал губы и разом стянул и джинсы, и трусы — Оуэн не уточнял, что раздеваться нужно медленно, и дыхание у Стерлинга и так было достаточно учащенным, чтобы он засомневался в том, что нагибаться дважды — это хорошая идея. Да, он и правда дышал слишком тяжело.

Он отбросил спущенные джинсы ногой, стянул носки и выпрямился, ни на секунду не оторвав взгляда от невероятных серых глаз Оуэна. Странно, но ему нисколько не хотелось вставать в позу — он просто опустил руки и застыл.

Вот он я. Смотри на меня.

На мгновение на лице Оуэна появилось такое выражение, словно он испытывал непреодолимое искушение забыть все тщательно продуманные им самим правила и инструкции, просто протянуть руку и взять то, что ему предлагают. У Стерлинга перехватило дыхание, но это мгновение — пугающее для него, потому что он вдруг понял, что только указания Оуэна помогают ему сейчас держаться на ногах — прошло, и мужчина просто ему кивнул. Он часто так делал, словно ожидая, что Стерлинг сам поймет, что означает этот кивок. В этом случае он, наверное, выражал похвалу; Стерлинг знал, что замечательно выглядит обнаженным, а теперь это знал и Оуэн.

В молчании, тяжелом и густом, в котором отдаленный шум проезжающих машин казался лишь приглушенным гулом, отчего малейшие звуки в комнате слышались еще громче, Стерлинг ждал, пока Оуэн рассматривал его, неспешно скользя оценивающим взглядом не по таким выдающимся местам, как его напряженно вытянувшийся член, умоляющий о прикосновении, как и все тело, а по губам, рукам…

Стерлингу ничуть не стало легче, когда, все так же внимательно изучая его тело, Оуэн встал у него за спиной.

Наоборот это снова погрузило его в фантазии. Он почти чувствовал руки Оуэна на своем теле, скользящие вниз по позвоночнику к ягодицам. Боже, Оуэн ведь точно захочет его трахнуть. Он об этом совсем не подумал — дурак, дурак, может быть, он на самом деле дурак, может быть, именно поэтому он так часто доказывал всем, что умен, чтобы убедить в этом самого себя, когда это явно не так. Потому что, без всяких сомнений, мужчина, привыкший подчинять себе партнеров, захочет трахнуть свою новую игрушку. Как Стерлинг мог не понимать подобной вещи до этой секунды?

От этой мысли все его тело так сильно напряглось, что Оуэн не мог этого не заметить.

— У тебя еще нет стоп-слова, и пока мы о нем не договоримся, просто скажи «стоп», если тебе нужен будет перерыв, — сказал Оуэн, и боже, эти слова были произнесены почти ему в ухо, потому что, хоть мужчина и не касался его, стоял он сейчас очень близко. — Он тебе нужен?

По телу Стерлинга прошла дрожь, и он помотал головой:

— Нет. Нет.

Но за какую-то долю секунды его возбуждение сменилось дурнотой. Он не мог это сделать, не в том случае, когда это означает, что Оуэн трахнет его, даже если это произойдет через много недель или месяцев. Боже, он такой дурак.

— Простите, — поспешно сказал он. — Стоп. Я просто… я не могу.

Он развернулся, чтобы Оуэн больше не стоял у него за спиной, наклонился подобрать одежду и прикрылся ей как щитом. — Простите.

Оуэн покачал головой, его лицо раздраженно нахмурилось, и Стерлинга бросило в дрожь и еще сильнее замутило — кажется, его по-настоящему могло вырвать. Ему непереносимо было видеть это выражение на лице Оуэна, особенно вызванное им, но когда мужчина заговорил, Стерлинг понял, на кого это раздражение было направлено, и немного расслабился.

— Не извиняйся. Это я все испортил, не ты, и это мне надо просить прощения. Я позволил тебе поторопить себя, и это непростительно, но так легко забыть… неважно. — Оуэн показал на одежду в руках Стерлинга. — Оденься и сядь. Я принесу тебе стакан воды.

— Нет, — ответил Стерлинг. — Пожалуйста. — Он не совсем понимал, что происходит, и не знал, как все сгладить, но он знал, что на самом деле не хочет все это останавливать, просто хочет знать, что существует граница, которую они переступать не станут. Его трясло так, как обычно трясет его маму, когда она видит паука и пугается до смерти, и ему не хотелось, чтобы Оуэн оставлял его здесь одного. Он боялся не Оуэна.

— Я не хочу останавливаться. — Его прошиб холодный пот. — Я… пожалуйста. Я хочу этого… правда, хочу.

— Ты хотел, — поправил его Оуэн, — но что-то изменилось, и мне нужно понять, что именно. Я пока еще знаю тебя недостаточно хорошо, чтобы самому разобраться в этом, поэтому ты должен со мной об этом поговорить.

Он взял Стерлинга за руку и коротко успокаивающе сжал ладонь, свободной рукой Стерлинг неловко прижимал к себе одежду, не зная, куда ее девать. Оуэн решил эту проблему за него, выпустив его пальцы и показав на пол: