Лоранс опустила глаза.

— Да, я думаю, надо начать с самого начала.

— Да уж, если ты хочешь, чтобы я понял, придется.

Марк поймал себя на том, что сказал ей «ты». В конце концов, они почти ровесники. Обстоятельства, конечно, странные, но в остальном — парень встречает девушку, событие самое что ни на есть банальное.

— Понимаешь… — начала она. — Я ведь не знаю подробностей, кое-что мне рассказали Друзья и Тина, остальное пришлось додумывать самой. Но Друзья так странно разговаривают, а Тина все путает, так что…

— Ничего, расскажи что знаешь.

— Ладно, ты прав. В общем, когда-то давно, я хочу сказать, очень давно, миллионы лет назад, сюда упал метеорит — вот в это самое место, где ты находишься. Озеро и целый лабиринт пещер под ним образовались, когда он упал. С этим метеоритом прилетели и Друзья. Только тогда это были еще не они, а всего лишь молекулы аминокислот — так, не пойми что. А еще метеорит содержал соли хлористой кислоты. Я в химии не очень разбираюсь, прочла две-три книги, и все, но я знаю, что эти соли — пакость ужасная, настоящий яд. Ну вот, от них у доисторических людей, которые здесь жили, стали рождаться дети-уроды, и родители бросали таких детей в озеро. Наверное, так и закладываются традиции: шло время, человечество развивалось, а эта «традиция» жила: детей-уродов, и нежеланных, и мертворожденных детей, — всех бросали в воду, на протяжении многих веков озеро было большой помойкой для младенцев.

— Весело.

— Что ж поделаешь… Да и не только младенцев… Туда бросали людей, от которых хотели избавиться: воров и убийц, больных чумой, «ведьм»…

— Много народу получается…

— Ты не представляешь… А самое интересное — химический состав метеорита был такой, что озеро стало очень соленым, а подземные воды еще солонее. Ну вот, а в соленой воде разложение происходит медленно, так что нашим Друзьям повезло — они смогли эволюционировать от стадии аминокислот до более продвинутой формы жизни. Высшей формы…

— Обалдеть…

— А что такого? Ведь и «классические» формы жизни на Земле появились примерно таким же образом… Короче, я о Друзьях… На протяжении веков и тысячелетий они питались живой материей, которую сбрасывали в озеро, благодаря этому развивались и в совершенстве освоили программирование генетического кода — в этом они просто гении. Вот и меня они «привели в порядок», избавили от этой гадости, синдрома Ретта, который испортил мне жизнь, а Тина и Эд, брат и сестра из дома на берегу озера, меня удочерили, так что Друзьям я в каком-то смысле обязана жизнью и поэтому живу здесь и помогаю им.

— Помогаешь?

— Ну да, ты же их не видел… В общем, я плохо представляю, как они сами ходили бы в магазин. Все покупки делаем мы с Тиной. Им нужен сахар, много сахара и… Ну, иногда еще кое-что. А второй Друг вообще предпочитает жить в холодильнике.

Марк допил кока-колу. Кофеин уже начинал действовать; он выпрямился и внимательнее посмотрел на Лоранс — она немного походила на брата, но трудно было сказать, чем именно. Глазами, овалом лица, чем-то в его чуть усталом выражении… Но в целом природа была к ней явно щедрее. Патрис — толстый, в очках и всегда какой-то скукоженный. Лоранс же оказалась настоящей красавицей, ее лицо поражало тонкостью черт, а глаза светились умом.

— Я, наверно, не все понял из того, что ты мне тут рассказала. Какие-то Друзья, Тина… И потом, я что-то не пойму, зачем твоя тетя тебя, маленькую, тогда украла? И почему не вернула тебя родителям, когда ты выздоровела?

Лоранс помрачнела.

— Мои родители приехали сюда… Ну тогда, когда я была маленькая… Они приехали не для того, чтобы «провести уик-энд на природе»…

— А для чего же?

— Они хотели меня убить.

— Что-что?

— Они хотели меня убить. Я думаю, они просто выбились из сил. У них опустились руки: чем старше я становилась, тем труднее было справляться с моей болезнью. И перспективы были нерадостные: они знали, что рано или поздно состарятся и будут вынуждены отдать меня куда-нибудь. Что ожидало меня? Жизнь в инвалидном доме среди таких же увечных и слабоумных, как я, которых ненавидят и третируют работающие за гроши санитарки. Родители привезли меня сюда и обо всем рассказали тете: у них был план замаскировать мою смерть под несчастный случай, будто бы я утонула в озере, представляешь? Ну, в общем… Тетя предпочла спустить меня сюда…

— Ты могла бы вернуться к родителям, когда выздоровела…

— Нет… Во-первых, я не думаю, что ребенок может жить с родителями, которые замышляли его убить, а во-вторых, они бы вряд ли поняли, что делала тетя и что потом пришлось делать мне для Друзей.

— То есть?

— Поставлять им живую материю… Людей… Для программирования генетического кода — только так они могут жить…

— Ты хочешь сказать, что ты… Ты заманиваешь сюда людей?

— Да, именно так… Я приманка.

Эти слова Лоранс произнесла с лучезарной улыбкой. Тоном человека, который гордится своей работой.

У Кати было всего несколько секунд на простой выбор: «что-то предпринять» или умереть. Как ни странно, она заколебалась. Сил не было, всему есть предел, она больше не могла: вечерний кошмар без паузы сменился кошмаром ночным, и никакой надежды на благополучный исход даже не брезжило. С тех пор, как она покинула спальню в шале, ей не давали ни минуты передышки. Так стоит ли продолжать трепыхаться? В конце концов, смерть — это тоже отдых. Но колебалась она недолго — не потому что испугалась смерти, просто смерть, которая ждала ее, сдайся она на милость существа с женским лицом и другого, похожего на телячью печенку, представлялась слишком уж неприятной перспективой.

Значит, надо было «что-то предпринять».

Существа между тем осматривали безжизненное тело Джей-Си, спокойно переговариваясь, точно два мясника над тушей. Кати сунула руку в карман комбинезона и крепко сжала лежавший там предмет, прихваченный ею несколько часов назад в мастерской старого хрыча. Отличный многофункциональный лезермановский инструмент — все, что только может понадобиться в экстренных ситуациях… Она достала его и раскрыла главный модуль, в основу которого инженеры-создатели поместили элемент «для резки проводов». Решительным шагом направилась к холодильнику, схватила удлинитель и перерезала резиновую обмотку, оставив на конце два пучка медной проволоки. Телячья печенка повернулась к ней, существо с женским лицом тоже.

— Если хочешь членик, — сказала телячья печенка, — сама лови яичники.

Женское лицо посмотрело на провод в руке Кати и нахмурилось.

— По-моему, она хочет защищаться…

— Это рефлекс, — отозвалась телячья печенка.

— Они бывают сильные иногда. Мне уже сделали больно. Повредили глаз.

— Ладно, я сам, но тогда весь членик мой.

Кати слушала их разговор вполуха, сосредоточившись на мысленном повторении движений, которые предстояло проделать. Пожалуй, это будет довольно близко к фехтованию. Когда ей было двенадцать лет,