языках, но испанская фонетика дает возможность выразить все человеческие эмоции. Кроме того, «свистуну» с Гомеры помогают прекрасная акустика ущелий и очень хороший слух. У большинства островитян здоровые зубы, что тоже немаловажно, так как это позволяет им издавать звуки, больше похожие на свист пара, нежели на человеческое дыхание.
Каково же наибольшее расстояние, которое можно «покрыть» свистом? Мистер Класс знал людей, свист которых был услышан на расстоянии до трех миль. Говорят, что рекорд острова — восемь миль, и, хотя Класс склонен считать это преувеличением, он не видит оснований совершенно не доверять этим сведениям.
Мистер Семлер Браун, большой специалист по Канарским островам, посетил Гомеру в начале XX века и установил, что некоторые крестьяне свистели так, что их было слышно на расстоянии трех-четырех миль. Браун ссылается также на сообщение одного путешественника, который рассказывает об англичанине, попросившем гуанчи свистнуть ему на ухо и в результате оглохшем на две недели!
Островитяне уверяли меня, что при свисте на далекое расстояние необходимо приставить к языку согнутый палец правой руки, а левой сделать воронку вокруг рта.
Те, кто побывал на Гомере и пытался изучить «сильбо гомеро», обычно приходили к печальному заключению, что язык вымирает. Некоторые даже полагали, что он отомрет с появлением телефона. Когда в 1935 году от Сан-Себастьяна к Гермигуа и другим населенным пунктам в глубине острова были проложены первые шоссейные дороги, один американский ученый предсказывал дуэль между свистом и автомобильным гудком, уверяя, что язык свиста будет раздавлен насмерть колесами грузовиков. К счастью, ничего подобного не произошло. Гомера остается островом носителей языка свиста, и для этого романтического языка находится все новое и новое применение.
Время от времени в «сильбо гомеро» проскальзывает какое-нибудь слово из исчезнувшего языка гуанчи. В конце XIX века в надежде пополнить словарь «сильбо» на Гомеру приехал французский лингвист Лажар, но он не преуспел в своем начинании. Доктор Хутон пришел позднее к заключению, что этот язык был до испанского завоевания известен лишь гуанчи на острове Тенерифе. На Гран-Канарии Лажар не нашел никого, кто был бы знаком с языком свиста.
На «Леоне и Кастильо» я доехал до Иерро, самого маленького и удаленного острова в группе Канаров. И здесь снова встретился с «сильбо».
На Иерро такие отвесные берега, что построить город на побережье невозможно. Здесь есть лишь бухта с причалом для лодок, пышно нареченная Пуэрто-де-ла-Вальверде. Еще недавно пассажиров и грузы поднимали по склону скалы в проволочной клетке. Теперь в горах пробито шестимильное шоссе, ведущее к городу Вальверде, — на высоту в две тысячи футов.
Я сказал своему приятелю Пепе, что надеюсь отведать на острове вина, и упомянул также о сушеных фигах, которые считаются самыми вкусными в мире. Пепе, видимо, еще на корабле поручил меня заботам пассажиров, живущих на Иерро. Не успел я сойти на мол, как гостеприимные хозяева посадили меня в автобус и оплатили проезд до Вальверде.
Весь путь до города показался мне страшным кошмаром: неогражденная дорога над скалой обрывается прямо в море. Водитель на поворотах часто отвлекался, чтобы поболтать с приятелем. На обочине мелькали белые кресты — память об автомобильных катастрофах. Где-то внизу я разглядел огоньки далекого маленького «Леона и Кастильо» и забеспокоился, доведется ли мне когда-либо вновь ступить на его палубу.
Итак, я вполне созрел для стакана вина, предложенного мне в таверне, расположенной где-то на террасах Вальверде, около которой остановился наш автобус. Мои знакомые привели веселого круглолицего испанца и, подумав, представили мне как алькальда, или мэра. Он был глух и нем. Тут я заметил, что во все окна заглядывают люди, и только тогда сообразил, что говорящий по-английски гость здесь редкость и вызывает огромное любопытство.
Наконец и мне удалось заказать вина на всех. Вскоре я уже почти забыл об острых скалах и жутких пропастях. Кто-то принес пакетик с фигами, о которых теперь я уже и не думал. «Алькальд» вышел на улицу и вернулся с ящерицей длиной почти в два фута. По выражению его лица я понял, что она не кусается, и без опасения рассматривал гигантскую рептилию, несомненно принадлежащую к чудесам острова Иерро. Потом с улицы донеслись гудки автобуса: час, отведенный на осмотр Вальверде, истек. В приподнятом настроении, уже не боясь дороги, я сел в автобус и когда добрался живым и невредимым до «Леона и Кастильо», то попросил Пепе передать мою благодарность всем вальвердцам.
За ночь судно — теперь оно уже не кренилось — снова вернулось к той спокойной стоянке у Сан- Себастьяна на Гомере, которая так понравилась Колумбу. Здесь оно должно было простоять целый день, чтобы погрузить бананы и бочки с вином, а я с первой моторкой отправился на встречу с моим другом, который говорил по-английски, — очень хотелось услышать что-нибудь еще о языке свиста.
Пепе стоял на носу судна. Прежде чем сойти на берег, он что-то просвистел кому-то на пристани. В ответ я услышал свист, означавший, что «сигнал принят», и тогда Пепе начал «настоящий разговор». Он закончил его до того, как катер пристал к молу. На берегу меня уже встречали Хуан и Гильермо. Мы зашли в кафе на площади Кальва Сотело, расположенном в тени лавров. Хуан не был удивлен тем, что дорога вверх на Вальверде не пришлась мне по душе, однако выразил надежду, что фиги и вино в какой-то степени компенсировали пережитый страх. Я был просто потрясен, когда узнал, что Хуан хорошо знаком со всеми деталями моего недавнего путешествия на Иерро.
Я совсем забыл о том, как Пепе переговаривался свистом с берегом. Они с Хуаном договорились устроить этот спектакль для меня, когда судно еще только отправлялось на Иерро. Хуан и Гильермо привели на мол старика эксперта по свисту по прозвищу «Паломо» («Голубь»), который и перевел им все, что высвистел Пепе. Паломо присоединился к нам в кафе. Я узнал, что он сражался на Кубе еще во время испано-американской войны[150], да и сейчас работает, хотя ему уже за восемьдесят. Паломо — крепкий мужчина; год назад он таскал мешки весом по сто килограммов. Старик свистит совсем неплохо, хотя и жалуется, что потеря переднего зуба сильно ограничила его возможности.
Я попросил своих друзей вспомнить о каких-нибудь интересных случаях практического применения «сильбо гомеро». На это Хуан заметил, что каждая страница истории острова передана с помощью языка свиста в горы и оттуда она снова дошла до самых отдаленных заливов на берегу.
Я вспомнил маленькую девочку, которая пересвистывалась с Антонио Эваристо. Она стояла возле дома, где провел свою последнюю ночь в Старом Свете Христофор Колумб, прежде чем пуститься в великое путешествие по неведомым водам. Конечно, отплытие «Санта-Марии», «Пинты» и «Нины» сопровождалось свистом «репортеров». Они повествовали о любви Колумба к Беатрис-и-Бобадилла с Гомеры и о том, что на суда грузят телят и коз, овец и свиней, кур и фрукты. А потом с острова вывезли тот сахарный тростник, который так преобразил облик Вест-Индии. Так что островитянам было что передать свистом еще во времена Колумба.
Я уже говорил, что искусство это существовало с незапамятных времен, и представил себе, как древние гуанчи свистели, плавая на отмелях и сгоняя рыб в плетеные ловушки. Это были, видимо, счастливые времена, но затем пришли завоеватели и истребили веселый и мирный народ. Многие гуанчи предпочли броситься со скал вниз, чем жить под игом завоевателей. Подробности этих трагедий передавались свистом во все уголки острова.
Свистом мятежники договорились о совместном выступлении, когда жители Гомеры взбунтовались против тяжелых поборов и свирепости испанских губернаторов. Свистом созывали они народ на битвы, когда корабли Дрейка[151] атаковали Сан-Себастьян, а через пять лет сдерживали наступление голландцев. Свист разносился по всему острову, когда в начале XVII столетия город заняли алжирские пираты, а Сан-Себастьян был охвачен пожаром. Свирепствовали ли штормы, грохотали ли бурные потоки по дну ущелий, терпели ли суда бедствия, смывало ли рыбаков с борта в море — остров всегда узнавал новости от свистунов. А во время гражданской войны в Испании республиканцы ушли в горы с пулеметами и здесь окопались в неприступной Рок-Агандос. У них не было ни пищи, ни воды, и лишь свистом республиканцы смогли сообщить на остров, что вынуждены сдаться.
Пожалуй, самая известная демонстрация языка свиста на Гомере была организована в 1906 году для короля Альфонсо XIII[152]. Король не верил тому, что ему рассказывали о языке свиста, пока два солдата из местной милиции не доказали справедливость этих утверждений.
