моллюсками, рыбой, маисовой кашей и дикими кроликами. Голодная жизнь, скажу я вам, и уж если где что плохо лежит — ну, это они не прозевают!
В течение нескольких десятилетий XIX в. Тристан-да-Кунья был настоящим «складом» сокровищ в золотых монетах и банкнотах на сумму тридцать пять тысяч фунтов стерлингов. Поясню, в чем дело.
В 1864 году, во время Гражданской войны в Америке[44], бриг «Жаворонок» был преднамеренно посажен капитаном на мель у Тристана, получил пробоину и затонул. Северянин Говард Саммерс, владелец и капитан брига, преследуемый южанами, предпочел потерять корабль, но сохранить ценности.
Г. Саммерс и К. А. Гендерсон, его старший помощник, ухитрились перенести на берег сундук с деньгами так, что команда ничего не знала об этом. Деньги были заработаны честным путем — за несколько торговых рейсов-операций. Сундук спрятали в самой дальней от поселка скальной пещере. Очень скоро вся судовая команда «Жаворонка» была подобрана проходящим мимо острова кораблем. Капитан Саммерс умер, так и не сообщив никому, где зарыт сундук с деньгами: смутное было время.
Гендерсон, старший помощник, остался единственным обладателем тайны; он много лет терпеливо ждал, пока кто-нибудь снарядит ему судно в плавание за оставленными на Тристане деньгами. Такой случай представился в конце прошлого столетия: на шхуне «Скиталец» Гендерсон отправился на остров и вернулся на родину с деньгами.
Это сенсационное путешествие не осталось без внимания вездесущих репортеров. Сразу же явился миру сын Гендерсона и предъявил через суд права на половину вывезенной отцом суммы. Процесс освещался в «Морском журнале» за апрель 1901 года. Саммерс-младший выиграл его и получил 17 500 фунтов.
Самое старое и знаменитое тристанское сокровище — большой медный котел, наполненный золотыми монетами и серебряной посудой, — стало целью серии раскопок, производившихся регулярно через каждые пятьдесят лет. Предполагают, что клад был зарыт на острове Джонатаном Ламбертом из Сайлема (США), первым постоянным поселенцем Тристана. Он приплыл туда охотиться на тюленей и за один только сезон 1811 года добыл тысячу галлонов тюленьего жира. Ламберт убивал котиков в те периоды, когда они сотнями приплывали к берегам острова, кроме того, он продавал свежее мясо китобоям в сезоны охоты на китов (в иные дни среди тристанских островов шныряло до двух десятков вельботов из Нью-Бедфорда[45]). Ламберт, должно быть, заработал много денег, однако утверждать это с полной уверенностью трудно.
Говорят еще, что Ламберт был пиратом и привез с собой на Тристан большие богатства. Однако заявление, которое он сделал миру через «Бостонскую газету» незадолго до своего переселения на Тристан в 1810 году, дает основание полагать, что вряд ли в то время Ламберт был богатым человеком. «Я намереваюсь поселиться там, где смогу спокойно наслаждаться жизнью, чтобы не испытывать постоянных материальных затруднений, которые преследуют меня всю жизнь, и вне пределов досягаемости всяческой лжи, надувательства и несчастий, сопутствующих человеку в большом мире».
Сейчас это может показаться неправдоподобным, но я впервые услышал о сокровищах Ламберта от человека по имени Уильям Коттон, отец которого, Александр Коттон, служил во флоте под командованием адмирала Нельсона на корабле «Виктория» и участвовал в Трафальгарской битве. Александр Коттон появился на Тристане в 1816 году, когда там находился английский гарнизон, и стал одним из жителей небольшого поселения, основанного капралом королевской артиллерии Уильямом Глассом.
У Ламберта было два товарища — итальянец Томазо Корри и некий Эндрью Миллет. С появлением англичан Ламберт и Миллет исчезли. Из первых поселенцев остался один Корри, к которому потом присоединился испанец по имени Панчо, беглый матрос. Корри сообщил англичанам, что Ламберт и Миллет отправились на маленькой шлюпке ловить рыбу и не вернулись. Вероятнее всего, предположил он, что они утонули. Однако на острове сложилась другая версия, что Корри убил своих напарников, с тем чтобы завладеть деньгами Ламберта. Панчо не смог пролить свет на эту историю, потому что он появился на острове после исчезновения Ламберта и Миллета.
Уильям Коттон рассказывал мне всю историю так живо, будто происходило это не далее, как вчера. Его отец часто описывал ему войсковую лавку на острове, где белым солдатам, матросам и пятидесяти готтентотам гарнизона продавалось вино и капское бренди.
— Корри всякий раз хвастал перед отцом своими деньгами и говорил, что оставит их в наследство тому, кого полюбит в гарнизоне больше всех, вспоминал Уильям Коттон. — Клад не мог быть спрятан далеко от поселка, ведь он частенько бегал за деньгами, когда они у него кончались. На острове в те временя повсюду рос кустарник. Скрываясь за ним, солдаты не раз пытались выследить Корри, однако никому это так и не удалось. Отец заверял меня, что клад зарыт где-то в черном песчанике у скалы над Малым Берегом, между двумя водопадами. Я сделал вывод, что место это сравнительно близко от бывшего дома моей сестры Бетти Коттон, то есть от последнего дома на краю поселка, если идти вниз, к берегу.
Сколько же денег было у Ламберта? Этого никто не знает, хотя некоторые островитяне и упоминают о тысячах. Тем не менее туманные намеки, которые, основательно нагрузившись, часто делал Корри, не проходили мимо ушей его собеседников.
— Если я буду тратить по фунту в день всю мою жизнь, то все равно еще много останется! — говаривал он со смехом, угощая солдат гарнизона.
Корри вполне мог быть убийцей. Во всяком случае, за это говорит его расточительство и широкий размах во время выпивок.
Корри умер внезапно от разрыва сердца, не успев раскрыть кому-нибудь свою тайну. Многие искали его деньги, но ни разу лопата или кирка не стукнулась о стенку медного кувшина.
Не так давно совершенно случайно мне в руки попал документ, имеющий отношение к тристанскому сокровищу. Речь идет о личном дневнике гардемарина Уильяма Барнби Грина, плававшего на корабле флота ее величества «Фалмаусе», заходившем на Тристан до появления там английского гарнизона и второй раз — после ухода англичан с острова.
«Кругом казармы, изготовленные к бою батареи, на всех вышках часовые; остров представляет собой настоящую морскую крепость, — писал Грин. — Но уже через двенадцать месяцев Тристан был брошен на произвол судьбы — в ожидании новых хозяев. Осталось на нем только три человека, да и то на время. Они прослышали о какой-то крупной сумме денег, якобы оставленных неким Корри. Деньги были им накоплены и, по обычаю, где-то спрятаны. Маловероятно, что сумма эта превышает сотню долларов, и еще менее вероятно, что можно их найти».
К сожалению, гардемарин не сообщает, на каких фактах основываются его утверждения. Некоторые островитяне говорят, что Панчо знал о кувшине с деньгами и увез их с собой, когда покидал остров. Есть еще одна версия: клад навеки остался в земле в результате больших оползней на берегах острова.
Одна группа «охотников до сокровищ» даже выкопала в 1821 году скелет Корри. Это были пассажиры злополучного «Бленден Холла», сидевшие на острове в ожидании попутного судна. Корри выразил недовольство тем, что люди нарушают его вечный покой. Островитяне утверждают, что дух его в штормовые ночи посещает их — единственное привидение на этом заброшенном острове за все время его существования.
Уильям Коттон, очевидно, знал больше о сокровище, чем нынешние тристанцы. Он покинул с семьей остров в 70-х годах XIX века, построил себе новый дом в Саймонстауне и жил охотой на китов и рыбной ловлей. Умер он в 1925 году в возрасте восьмидесяти трех лет. Его сын, Джордж, которому недавно исполнилось восемьдесят пять, родился на Тристане и считался в свое время прославленным гарпунером. Тристан одарил обоих самым значительным богатством на земле — отличным здоровьем и долголетием.
Еще юношей Уильям Коттон каждый год плавал на парусной лодке вместе со взрослыми с Тристана на остров Инаксессибл. Все восемнадцать миль пути они молились о том, чтобы море было спокойным. Инаксессибл — тоже остров сокровищ, и Уильям часто вспоминал дни, проведенные на нем в поисках денег и драгоценностей, оставшихся после гибели «Блендена Холла» — судна Ост-Индской компании.
Это было классическое кораблекрушение, известное даже новичкам, начинающим изучать историю моря, хорошо описанное армейским офицером Кригом. Он вынужден был записывать свои впечатления на обрывках старых газет и пользоваться «чернилами» из пингвиньей крови; но от этого, по-моему, его описания только выиграли.
