журналистов, психологов.

     И теперь в штабе Максима Лубянского ярко горел свет, хотя было уже давно за полночь, а основные работники разъехались. Остались лишь самые верные, самые преданные своему шефу люди, которым Лубянский доверял безоговорочно все, что выносилось на обсуждение. В комнате, надежно защищенной от прослушивания как изнутри, так и снаружи, приятно пахло горячим кофе, разлитым по маленьким фарфоровым чашечкам. Максим Петрович сидел в глубоком офисном кресле, медленно поворачиваясь в нем – то влево, то вправо, неспешно попивая свой кофе и глядя исподлобья на тех, кто сидел рядом за столом, заваленном разными аналитическими бумагами, записками, графиками, прогнозами.

     – Не пойму одного: чего мы ждем? – тон хозяина не предвещал спокойного разговора.

     – Максим Петрович, мы думаем, просчитываем все варианты, – пытаясь упредить взрыв гнева, ответил за всех Илья Гусман – главный аналитик штаба.

     Лубянский зло усмехнулся.

     – Думаете? Это хорошо, что вы еще способны думать. Очень хорошо. Только вот ведь оказия какая: думать уже нет времени. Пора закрывать вашу «думальню» и действовать: работать так, как работают наши противники. Там тоже думают, и не хуже вас, между прочим, а вот работают получше вашего. Думают они, видите ли. Философы… Цицероны…

     Никто не рисковал возразить или оправдаться, не желая нарваться на гнев.

     – Я вам плачу не за то, чтобы вы думали. Вернее, не только за это. Мне нужны действия: решительные, грамотные, способные сломить волю Смагина, а нам принести популярность, голоса избирателей. Что говорят социологи? Они ведь еще на прошлой неделе производили свои замеры. Есть уже результаты или они тоже думают?

     – Есть, Максим Петрович, – поднялся из-за стола еще один из помощников, отвечавший за изучение общественного мнения избирателей. – Пока что результаты не в нашу сторону. Более того, они даже ухудшились в сравнении с предыдущей неделей. Если бы выборы состоялись в ближайшие выходные, то Смагин опережает нас почти на двадцать процентов: разрыв увеличился более чем на четверть.

     – И что вы скажите мне в оправдание всего этого, господа? – Лубянский взял аналитическую записку и сам пробежался взглядом по столбцам. – Еще пару дней такого «думания» – и разгоню вас всех к одной бабушке. Вместе с дедушкой. А на ваши места приглашу тех, кто начнет наконец-то действовать. Любые деньги заплачу им, но вас не только разгоню, но и сотру в порошок. Вы – дармоеды, способные только жрать, пить,  заказывать столики в дорогих ресторанах, таскать туда своих продажных девок. И все это – за мой счет. Поэтому давайте, господа, договоримся: если в ближайшее время не будет реальных, ощутимых сдвигов – думать будете уже о том, как спасти свою шкуру, когда я начну ее сдирать с вас. Это мое последнее слово. Баста!

     И он швырнул бумаги на стол.

     – Максим Петрович, – теперь поднялся Гусман, – вы можете выгнать меня прямо сейчас, содрать шкуру вместе со штанами, не откладывая в долгий ящик, но лучше снова и снова продумать все, чем сделать один необдуманный шаг – и поставить крест на всех дальнейших усилиях.

     – Ишь, какой смелый, – Лубянский отпил немного кофе и с прищуром посмотрел на аналитика. – Снять с тебя штаны, выпороть или кастрировать я всегда успею. Говори дело. Вижу, что у тебя что-то есть, раз ты таким героем стал. Выкладывай.

     Гусман тоже отпил кофе и, поставив чашку, вышел из-за стола, подойдя ближе к шефу.

     – Все наши усилия сосредоточены сейчас на том, чтобы погрузить Смагина в такое психологическое состояние, когда у него отпадет всякий интерес к борьбе. Можно сражаться с его штабом и далее, но… Как бы вам объяснить попроще? Вы ведь в прошлом кадровый боевой офицер. Так вот, можно воевать с армией противника, ослабить ее изнурительными сражениями, хитрыми тактическими маневрами, диверсиями и другими средствами, а можно просто вывести из строя полководца, командира – и все, войско сломано, дезориентировано, началась паника. Тогда делай с ним, что хочешь: оно уже неспособно на победу. В истории таких примеров довольно много.

     – Начни мне еще читать урок военной истории, – усмехнулся Лубянский. – Мало я их в академии наслушался, так еще ты. Давай-ка к делу.

     – А это и есть дело. Причем, главное дело, которое обеспечит нам победу. Вы все время требуете от нас ответных действий на тактику Смагина и его штаба. Мы же предлагаем вам заниматься не тактическими битвами, а радикально поменять стратегию борьбы: нанести удар не по штабу, а по самому Смагину.

     – По Смагину? – изумился Лубянский. – Замочить, что ли, из гранатомета? Или поднять авиацию – да по его штабу: бац-бац-бац!